– Да. Для этого снова помещаем всё в скобки…

– Вы любите скобки, верно?

– …и пишете СОРТИРОВАТЬ ПО. В данном случае будет ВЕЛИЧИНА: Сумма и УБЫВАНИЕ, иначе самая большая сумма окажется в конце списка.

Результат действительно выглядел хорошо. С этим уже можно справиться. И постепенно весь процесс набора программ становился понятнее.

– Хорошо, – сказал он. – На сегодня хватит. Я вам позвоню, если не…

В этот момент раздался стук, дверь открылась и в комнату вошел Добришовский.

– Это что такое? – с недоумением спросил он. – Обучаетесь программированию?

– Позже, – хладнокровно ответил Леттке и быстро убрал с экрана запрос. – В данный момент мы пока только учимся готовить и штопать носки.

Добришовский раскатисто рассмеялся. Удивительно, подумал Леттке, что мужчина-импотент способен так смеяться.

– Тогда я пойду, – с некоторым смущением произнесла Боденкамп.

Леттке кивнул. Ее смущение ему понравилось, оно означало – она все еще точно понимала, что находится у него в руках. Он посмотрел, как она протиснулась мимо Добришовского и исчезла в коридоре.

– Ну, что случилось? – спросил он, как только Боденкамп вышла. – И не говорите, что Адамек прислал вас растолкать мой зад из-за этого проклятого проекта по курению!

Добришовский закрыл за собой дверь.

– Нет, но речь все равно пойдет об Адамеке. Хочу напомнить, мы скидываемся на его день рождения, на подарок.

Леттке мысленно похлопал себя по плечу, с облегчением подумав о таком повороте дела. Похоже, его отговорки действовали.

– Кто собирает деньги? Вы?

– Как обычно.

Леттке открыл банковскую программу.

– Ну что ж, чего только не сделаешь ради нашего любимого начальника. Напомните еще раз номер вашего счета?

Добришовский продиктовал, а он набрал.

– Мы сошлись на десяти рейхсмарках с человека. А я уже нашел для него идеальный подарок.

– Какой же? – поинтересовался Леттке, набирая в поле суммы «10 рм».

– Пластинка с оперой «Парсифаль», дирижирует Фуртвенглер. В чудесно оформленной коробке, такую трудно достать, но я раздобыл одну.

Идея хорошая: Адамек был горячим поклонником Вагнера. Леттке напечатал «День рождения Адамека» в поле «Назначение перевода», отправил деньги:

– Будем надеяться, что такой у него нет.

– Точно нет, – торжествующе произнес Добришовский. – Предусмотрительно я заранее поручил Фрицу тайком осмотреть его коллекцию пластинок.

Фриц – это Фриц Вернер, молодой человек, который помогал Адамеку, возил его в кресле из ведомства домой, совершал для него покупки и все такое.

Леттке пришлось усмехнуться.

– Знание – это сила.

– И не говорите, – улыбнулся Добришовский. Но затем осекся: – Конечно, мы могли просто просмотреть его счет. Составить список всех купленных им пластинок.

– Именно.

Коллега криво усмехнулся.

– Ну да. Можно было и так. Но, честно говоря… Даже не знаю, осмелился бы я.

С этими словами Добришовский ушел. Леттке смотрел ему вслед и думал: «Ты-то, может, и нет. А я да».

* * *

Когда на следующий вечер Хелена снова отправилась на велосипеде на ферму, ей казалось, нужно преодолевать сопротивление, как будто ее ноги стали слабыми, словно колеса велосипеда едут по невидимой вязкой грязи.

Но наконец-то приехала. Мари как раз кормила малыша, который краем глаза разглядывал Хелену, но в остальном ни о чем не беспокоился. Мари рассказывала про кузину Отто Ирмгарду, вышедшую замуж за фермера в Рейнской области, с которым познакомилась на Немецком форуме, и вот вчера английская авиационная бомба упала прямо на их свинарник, к счастью, не разорвалась, но половина свиней погибла.

– Боже мой, – вырвалось у Хелены.

Мари прыснула от смеха:

– Представь себе вонь, если бы она еще и взорвалась! Пришлось бы весь район эвакуировать!

Представив это, обе рассмеялись.

– А теперь иди, – сказала Мари. – Твой Артур по тебе истосковался.

И Хелена пошла к Артуру наверх, но уже без чувства, что там она скроется от остального мира. Авиационные бомбы, например, могли упасть в любую минуту. И это не было теоретической возможностью; во внутренних сообщениях ведомства, которые, в отличие от телевизионных новостей, изображали обстановку не в радужных красках, а безжалостно откровенно (и поэтому были строго конфиденциальными), говорилось об американских «летающих крепостях», летающих дальше и перевозивших бомб больше, чем любой другой тип самолета. И это был всего лишь вопрос времени, когда их целью окажется Веймар.

Артур и в самом деле выглядел так, словно истосковался по ней, но она не могла вынести его бурных ласк, уклонилась от его рук и спросила:

– Ты действительно меня любишь?

– Да, – ответил он без промедления. – Конечно же, я тебя люблю.

– Тогда можешь меня сегодня просто обнимать?

– Сколько захочешь.

В его объятиях она наконец-то немного поплакала. Помогло – как будто из нее вытек ужас раскрытого проступка.

– Ты не хочешь мне рассказать? – в какой-то момент спросил Артур.

– Рассказать?

– Почему ты расплакалась.

Хелена положила ладони на руки, обнимавшие ее. Нет, она не будет говорить ему. Она никому не расскажет, а Артуру – в последнюю очередь. Эту гадкую тайну она делила только с этим Леттке и больше ни с кем.

Взамен рассказала Артуру о своей матери и попытках ее сосватать. И нет, сегодня она не может спать с Артуром. И по весьма безумной причине ей теперь кажется, что она обещана другому и потому обязана хотя бы попытаться вернуть свою девственность посредством мучительного воздержания.

По-прежнему нужно было взяться за дело и написать этот треклятый отчет, но теперь эта задача представлялась ему невыполнимой, все равно что гору с места сдвинуть.

Вместо этого он отслеживал расходы и поездки Цецилии Шметтенберг с тех пор, как она вышла замуж, – и понимал все меньше и меньше. За выходные он создал карту и график перемещений, все аккуратно записал, но смысла от этого не прибавилось. Эта женщина много путешествовала, да, и в основном она путешествовала одна – но зачем? Что она делала в тех местах, куда ездила? Что тогда хотела в Веймаре?

Она не вела дневника, во всяком случае на компьютере. Часто созванивалась, в основном со своим мужем, иногда по несколько раз за день, но также и с множеством других людей, несметным количеством контактов. Практически не писала электронных писем, только короткие сообщения, которые были столь же редки, сколь и банальны: «Подтверждаю встречу в 10 часов», например, или «Приеду на следующем поезде», или «Хорошие новости. Остальное сегодня вечером».