– Спасибо. С удовольствием.

Она отправилась варить кофе, а он уселся на диван.

– Пол, – донеслось из кухни, – я очень рада тебя видеть.

Она появилась на пороге с двумя чашками.

– Насколько я помню, ты всегда пил черный.

– Я не изменил своим привычкам. Помнишь ту ночь в Гонконге? Мы с Френчи только что вернулись из Вьетнама. Ты встречала нас в аэропорту. В шестьдесят шестом или в шестьдесят седьмом?

– В шестьдесят шестом.

– Да, в шестьдесят шестом. А как мы отпраздновали возвращение? Отправились в то местечко в Хэппи-Вэлли. «Золотое окно», что ли. Прямо по соседству с мебельной фабрикой, и там пахло лаком и ревела циркулярная пила. А помнишь, какие там были рыбы, целых шесть прудов? Они были с подсветкой? Господи, как мы тогда напились. Во всяком случае, мы с Френчи. А на следующий день в восемь тридцать у нас была назначена встреча с Саем Брашером. И ты еще заставила таксиста найти какое-нибудь местечко, которое работало бы в пять утра. А там заказала кофе и заставила нас его выпить. Черный кофе. И не пустила нас обратно в гостиницу. В ту ночь ты спасла наши шкуры, Мэрион. Помнишь?

– Да, Пол. Помню.

Чарди откинулся на спинку дивана, сделал глоток кофе.

– Да, ночка удалась на славу.

– А помнишь девицу, которая никак не хотела от тебя отвязываться? В «Золотом окне». А потом ты исчез на три дня, когда уладил все вопросы с Саем Брашером.

– Ну да, – сказал Чарди.

– Ну мы-то, разумеется, знали, где ты был.

– Ну да, – повторил Чарди, ухмыляясь, как будто помнил свою мимолетную подружку.

И тут он и в самом деле ее вспомнил, девицу с азиатскими чертами лица. Она жила в городе, в обшарпанной маленькой квартирке вместе с тремя детьми. Он тогда подцепил от нее триппер. Френчи тоже с ней спал, но это было после другой командировки, уже без Мэрион.

– Мэрион, у меня просто из головы это не выходит. Эх, вот были времена.

– Я раньше тоже вспоминала об этом, Пол.

– А теперь нет? Господи, как это тебе удалось? Я так и увяз в шестидесятых.

– Вы тогда были совсем молодыми. Это была ваша молодость. Молодость всегда вспоминаешь с тоской. А я… наверное, это связано с тем, что я начала новую жизнь. У меня другая семья. Другие друзья. А у тебя просто другой виток того же цикла.

– Но ты не можешь не скучать по нему. По Французу. Мне ужасно его не хватает.

– Я скучаю, Пол. Разумеется. Таких, как Френчи, – один на миллион. Я все время по нему скучаю.

– Старина Френчи. Он так многому меня научил. О, он дал мне многое.

– Но, Пол, прошлое может быть опасным. Я никогда не рассказывала тебе – да и вообще кому бы то ни было – об этом. Но после того, как Френчи погиб, я пережила очень тяжелые времена. Я долго приходила в себя. Меня заставили понять, как он губил меня. Мне пришлось выкинуть его из головы. Выкинуть из головы все, что связано с ним, и идти вперед.

– Жаль, что я так не могу.

– Ты можешь. Френчи всегда говорил, что ты самый сильный из всех.

– Ох, Френчи. Старый греховодник. Где его похоронили, Мэрион? Я хотел бы его проведать. Всего один раз, в память о добрых старых временах.

– В Кливленде, Пол. Там очень мило. Его кремировали, а прах похоронили в склепе на тихом кладбище под Кливлендом.

– Может быть, когда-нибудь я туда съезжу, – сказал Пол.

– Пол, ты пьешь?

– Не то чтобы очень.

Он громко засмеялся.

Мэрион неловко кивнула.

Она до сих пор была красивой женщиной, вернее, он все еще мог разглядеть в ней эту красоту сквозь возраст, сквозь ее полноту. Она вся стала какая-то пергаментная. Кожа у нее была такая загорелая, что, казалось, лучилась. И ноги остались стройными и красивыми, как были. Она ведь когда-то работала стюардессой, припомнилось ему смутно. Да, Френчи всегда крутил со стюардессами; их к нему как магнитом тянуло.

– У меня прямо зла не хватает, как подумаю, что он так давно погиб, а я все это время ни о чем не подозревал. Уж хотя бы о его смерти эти уроды могли бы мне сообщить.

– Мне никогда не нравилась секретность. Я терпеть не могла все эти штучки.

– А, они сами не соображают, что делают.

Чарди с преувеличенным презрением махнул рукой. Потом громко расхохотался и снова расплескал кофе.

– Господи, вот уроды, – сказал он.

Мэрион наблюдала за ним.

– Все-таки ты пьешь.

– Дурная привычка. Ничего серьезного. Я пью, мелю языком все, что мне вздумается. Наживаю себе врагов, убиваю время. Я сентиментальничаю, навещаю старых друзей. – Он снова рассмеялся. – Только посмотри на меня. Гоняюсь за призраками.

– Пол, тебе нужна помощь.

– Нет-нет, у Пола все прекрасно. Старина Пол, он силен. Он силен. Френчи действительно так сказал?

– Сказал.

– Я любил его. Мэрион, мне нужно знать. Что они с ним сделали?

Она глубоко вздохнула, остановилась у окна и устремила взгляд на другие такие же дома.

– У нас такой хороший район, Пол. Здесь так зелено и нарядно. Детям тут раздолье. Здесь повсюду бассейны и детские площадки для малышей. И все магазинчики рядом. Это чудесное место. Я так счастлива здесь.

– Мэрион. Прошу тебя, расскажи мне. Я должен знать.

– Пол, я не хочу возвращаться к тем временам. Мне было так плохо. Ты не представляешь себе, как плохо мне было. Думаю, лучше тебе уйти. Ничего не выйдет. Я просто не могу туда вернуться. Ты знаешь, сколько сил я положила на то, чтобы попасть сюда, Пол? Чтобы жить такой жизнью? Это именно та жизнь, о которой я всегда мечтала, Пол, которой всегда хотела.

– Помоги мне, Мэрион. Пожалуйста, помоги. Мне нужна твоя помощь.

– Ты здесь не из памяти о добрых старых временах, Пол. Не из любви или верности. Ты все еще в деле. Я чую это, Пол.

Она стояла у окна.

– Это так важно, Мэрион.

– Это ведь было ужасно, разве не так, Пол? Все то, чем занимались вы с Френчи. Вы казались себе такими героями, такими важными людьми, мотались по всему миру. Ваш долг, так вы это называли. Вы боролись за свободу. Боролись за Америку. Но вы были просто-напросто наемными головорезами. Бандитами. Убийцами. Скажешь, нет? Может, это и есть тот башмак, который подходит вам по размеру.

– Не знаю, Мэрион. Я не знаю, кто мы были такие.

– Френчи рассказывал мне, много лет спустя, что во Вьетнаме несчастные случаи происходили постоянно. Ненужные люди гибли всегда. А солдаты, с которыми вы работали в Южной Америке, были настоящие звери, они ненавидели всех и вся. Там иной раз творилась такая жестокость, что и представить невозможно. Она просто перехлестывала через край.