Данкуй всего лишь повернулся в его сторону и кивнул, приложив руку к груди. Парень спешился, прошел мимо стражей Хозяина леса, подошел к лекарю и взял на руки девчонку. И тут Данкуй занервничал, закричал что-то, шагнул вперед, показывая рукой на Хозяина леса, и Квен внезапно услышал голос. Это не было голосом. Это был скрежет стали, когда два меча сталкиваются лезвиями, но не разнимаются, а сползают друг с друга, зазубривая кромку. И парень послушался. Не нагибаясь, он бросил девчонку на землю, подошел к лекарю, схватил его за волосы и поволок за собой, сбив с ног. А потом началось самое страшное.

Нет, Квен видел, краем глаза видел, что Хозяин леса уходит, и Данкуй уходит, и стражи Хозяина леса уходят, и восемь ловчих бредут в проездные ворота, и одинокий вольный тащит за ними на плече девчонку, но смотрел он на парня. На хрупкого ловчего Пустоты.

Тот вышел на пустое место между столбами с трупами и рыбными рядами. Бросил лекаря, который остался недвижим, и вытащил из ножен меч. Его клинок показался Квену черным угольным штрихом, не дающим ни искры отблеска даже под лучами полуденного солнца. Парень встал, поднял меч над головой, затем воткнул его точно под собственными ногами в землю и начал вычерчивать странный рисунок. Один за другим на вытоптанной площади появлялись двенадцать кругов, которые все вместе соединились кольцом и замкнулись вокруг одним большим кругом. Затем парень начал соединять их линиями, проводя их через центр большого круга и центр каждого малого. После этого он замкнул кольцом внутренние стороны двенадцати кругов так, что получилось что-то вроде циферблата часов или знака смотрителя, а потом подошел к лекарю.

Тот уже начал шевелиться, попытался встать, поднялся на четвереньки, но парень снова схватил его за волосы и потащил за собой, как набитый соломой мешок. Он положил его в центр круга, пиная ногами, заставил раскинуть в стороны руки и ноги, после чего воткнул в живот несчастному черный меч.

Крик лекаря захлебнулся почти мгновенно, но Квен успел зажмуриться, хотя уж насмотрелся в своей жизни казней и страшнее, и насмотрелся их вдосталь, сам бывал вымазан в крови с головы до ног, но в этой казни было что-то особо омерзительное. Воеводе вдруг показалось, будто здесь, на его глазах, живого человека терзает не другой человек, а какое-то ничтожество, лягушка, бродячий пес, который не имеет права не только прикасаться к человеческой плоти, но даже скалить на нее зубы.

Когда Квен открыл глаза, рисунок ревел пламенем. Линии пылали, и парень ходил между ними, нисколько не опасаясь опалить одежду. Он дважды обогнул рисунок, пока один из кругов вдруг не вспыхнул весь, не линией, а всей своей площадью. И тогда парень поднял вверх клинок и зашипел как змея. Его черный конь, оставленный у ворот, медленно и лениво побежал в его сторону. И женщина, каменеющая возле Ваппиджи, ожила, поднялась вместе с конем, и вскоре два страшных всадника покинули площадь, а пламенеющий рисунок медленно ушел в землю.

— Прости, дорогой Квен, — услышал воевода голос Данкуя за спиной. — Хантежидже был нужен человек из клана Крови для колдовства, он хотел забрать девчонку, и я еле сумел его отговорить. Взял лекаря, тот полукровка, но колдовство все равно удалось.

— Куда они отбыли? — спросил воевода.

— Ищут родителей Кира, — пожал плечами Данкуй. — И она, и он сейчас где-то на юге.

— Подожди, — не понял Квен, — я лично вот этими руками отрезал уши его матери. Она была мертва. Мертвее не бывает.

— Согласен с тобой, — почесал затылок Данкуй. — Примерно то же самое я пытался объяснить Хантежидже, но он прошипел, что смерть не имеет значения.

Ловчих нельзя было узнать. Их колотило мелкой дрожью. Все, что удалось выяснить Квену, так это то, что страшные, похожие на мертвецов дикари взяли их вместе с охотниками у подножия огромного, чуть ли не до неба, дерева, скрутили, двоих, наиболее упорных, убили и съели, остальных погнали через перевал к большой реке. Пока дошли до реки, съели одного из охотников. На реке посадили в ладью, в которой находилось ужасное существо с длинным именем, до ужаса похожее на человека, и еще трое пленников — две девчонки и высокий старик-полукровка — и повезли вниз. Заставляли грести день и ночь. По дороге съели еще двух диких. В устье большой реки, которая впадает в Хапу напротив Зены, одна из девчонок прыгнула за борт. Утонула, потому как островки все были в отдалении, да и течение там, и какая-то мерзость охотится на рыбу. Потом ладья пошла к Хилану. По дороге доели последних охотников и хотели съесть Паша из вольных, но не успели. Хотя Паша съесть не могли, потому как он видел Лука в лицо, а тот ужасный нечеловек всю дорогу говорил о каком-то ноже, который украл этот самый Лук. А охранники у этого нечеловека — точно мертвецы.

— Как это? — не понял Квен.

— Мертвецы, — продолжали бубнить ловчие. — Мы сражались с ними. Ни стрелы, ни мечи не наносят им вреда. Они не чувствуют боли. Они не говорят. Они мертвецы.

После разговора с ловчими, которым строго-настрого было приказано молчать, Квен хотел увидеть девку и Паша, но стражники доложили, что к нему пришел Тарп. После рассказа старшины южной башни о произошедшем в Аке и преследовании Ваппиджи Квен долго молчал, потом бросил старшине тяжелый кошель.

— Двое всадников сейчас отбыли из Хилана. Оба они подобны Ваппидже. Один из них устроил тут возле стены ужасное колдовство, вторая торчала как истукан возле столбов с трупами. Следуй за ними. Я не знаю, что ты будешь делать, но мне нужен лекарь. Если же Пагуба накатит на Текан… Как твоя семья, у тебя крепкий дом?

— Да, — побледнел Тарп.

— Постарайся выжить и сам, — буркнул Квен и отправился спать.

Сегодня он вновь был на стене и именно там увидел Тупи. Да, она не была так красива, как ее младшая сестра Этри, и не была так слаба и нежна, как ее средняя сестра Аси, но если Квен и хотел видеть кого-то радом с собой, то это была бы Тупи, и никто другой. Но она была замужем за Мелитом, родила ему детей, да и будь она даже свободна… Сейчас ее лицо пылало от ярости.

— Что происходит? — Она почти кричала. — Ты видишь? Ты видишь ту клетку? Ты знаешь, что там сидит девка, обычная безродная девка, на которую и слюны жалко плюнуть, но она… Данкуй зашил ей рот! Он зашил ей рот рыбацкой ниткой и связал руки за спиной! Она ходит под себя, Квен. Она сосет воду из корыта, как свинья! Пусть бы он убил ее, пусть бы он отдал ее мерзким храмовникам, пусть бы она умерла на дробилке, но она человек, Квен! Всему есть край! Я молчала, когда у города вывесили трупы, храмовники приучили нас к трупам, я молчала, когда у города появилась вон та мерзость из Пустоты, она не зависит от нас, но эта клетка — это уже чересчур. Прекрати!

«Хочу», — неожиданно подумал Квен и горько усмехнулся. Не плотью, не телом, не соками, которые все еще текли по его жилам, но всем своим разумом, всем своим духом он желал эту яростную женщину. Желал и не мог получить.

— Ты смеешься? — стиснула губы Тупи.

— Скажи… — Квен вздохнул. — Скажи мне об очень важном. Скажи, кто из арува, из высших арува, из тех, кто способен выложить больше десятка золотых, кто из них мог бы заказать необычный меч у кузнеца Палтанаса? Да, у того, кого убил Далугаеш. Заказчица — женщина. Это все, что я знаю. И еще. Она имела какие-то отношения с черным сиуном.