* * *

Получив приглашение, Ален Хассон не стал терять время. Около одиннадцати часов утра в воскресенье его запряженный парой великолепных серых лошадей элегантный фаэтон остановился у центрального входа “Уголка любви”. Спрыгнув на землю, он похлопал рукой по небольшому дорожному чемодану, закрепленному позади экипажа, проверяя крепость ремней, и посмотрел на дверь, из которой уже выходил не слишком радостный Франсуа.

Глядя из окна на довольно прохладно приветствующих друг друга молодых людей, Хью улыбнулся. Подумать только, совсем недавно прибытие этого человека его пугало! Сейчас это кажется смешным. Как все меняется в мире, когда ты уверен, что жена любит тебя! Он неторопливо спустился на крыльцо. Гостя он приветствовал с искренностью радушного хозяина.

Впрочем, Ален если и заметил странное различие в отношении к его прибытию Хью и Франсуа, внешне ничем этого не выдал. На лице его светилась та самая очаровательная улыбка, о которой в Новом Орлеане ходили легенды. Причем она стала еще радостнее, когда ему предложили пройти в бельведер, где остальные члены собравшейся в “Уголке любви” компании наслаждались утренней свежестью.

После обычных при встрече приветствий и расспросов о здоровье и городских новостях, Ален, как и все остальные, удобно расположился на скамье из кедрового дерева. Ему подали кофе. Потягивая его, он получил возможность приступить к изучению обстановки. Обе женщины охотно отвечали на его вопросы, но держались с явной прохладцей. Одеты они были довольно просто. На Микаэле было бледно-розовое муслиновое платье без каких-либо украшений, на Лизетт примерно такое же, только зеленое. Кстати, зеленый цвет очень шел ей. Одежда мужчин тоже не отличалась особыми изысками. Обычные брюки и туфли. Хью и Франсуа, правда, встретили его в сюртуках. Но сейчас сняли их и остались в белоснежных рубашках. Все казались спокойными и довольными жизнью, разве что Франсуа был немного мрачен. Опытный глаз Алена не мог не отметить более теплые, чем это возможно между обычным гостем и хозяйкой, отношения между Джоном Ланкастером и Лизетт Дюпре. Они не скрывали своих симпатий друг к другу. Сидя рядышком, то и дело обменивались многозначительными взглядами и теплыми улыбками. Отметив это, Ален обратил внимание на отношение к атому остальных и вскоре убедился, что особого удивления никто из присутствующих не проявляет. Это уже настораживало.

Видимо, он чем-то проявил свое недоумение. Стоящий позади скамьи Хью, не снимая руку с плеча жены, весело подмигнул ему.

— Вы приехали как раз вовремя, чтобы разделить нашу радость, Ален, — сказал он небрежно. — Не далее как вчера моя горячо любимая теща согласилась стать еще и моей мачехой. — Он с улыбкой поклонился в сторону Лизетт и Джона. — Так что скоро мы будем гулять на их свадьбе. Все мы очень обрадовались, когда узнали об этом.

Услышанное никак не входило в планы Алена. Он почувствовал, как внутри его закипает раздражение. Но единственное, что он позволил себе, это метнуть взгляд на Франсуа. Как, интересно, этот молокосос относится к столь обескураживающему повороту событий? Но Франсуа, похоже, совершенно не был огорчен тем, что его мать выходит за янки, да еще не просто за америкашку, а за Джона Ланкастера! Неужели не только женщины, но и мужчины потеряли голову от этих вторгшихся на их родину вандалов? Mon Dieu! Что скажет теперь Франсуа в свое оправдание?

Как бы там ни было, а держать себя в руках Ален Хассон умел. Вежливая улыбка мгновенно скрыла его истинные чувства. Заподозрить, что услышанное ему неприятно, не успел никто.

— О, поздравляю вас обоих! — произнес он своим мягким, мелодичным голосом. Даже глаза его радостно блеснули. — Рад, что оказался в числе первых, узнавших эту приятную новость.

Разговор мгновенно перешел на то, как лучше организовать свадебную церемонию и где будет жить новая семья. Ясность в последний вопрос внес Джон.

— Я не сомневаюсь, что моя невеста готова уехать со мной в Натчез, — решительно заявил он, бросив нежный взгляд на Лизетт. — Но, подумав как следует, я решил, что она, а значит, и я, будет чувствовать себя более счастливо рядом с детьми. Посему я прямо завтра напишу своему агенту письмо с распоряжением продать все мое имущество в Натчезе и начну поиски подходящего для нас жилища в Новом Орлеане. — Джон галантно поцеловал руку Лизетт. — Если не удастся купить дом, который ей понравится, мы построим новый. Он должен быть именно такой, какой захочет моя жена!

— О, отличное решение, — немного фальшиво произнес Ален. — Мне уже не терпится взглянуть на ваше новое жилище.

— Это все так мило и необычно, не правда ли? — радостно воскликнула Микаэла. — Моя мамочка и отчим Хью скоро станут мужем и женой! Мы все еще находимся под впечатлением этой новости. — Она посмотрела на мужа, и на лице ее заиграла счастливая улыбка. — Так что у нас есть сегодня что отметить, — добавила она чуть тише.

Теплые, любящие взгляды, которыми обменялись Хью и Микаэла, и нежные интимные нотки, звучавшие в ее голосе, не оставляли сомнений в том, что отношения этой семейной пары изменились к лучшему. Это был еще один удар для Алена. А тут еще Хью ласково погладил жену по щеке, и та, повернувшись, поцеловала его руку. Пальцы Алена непроизвольно сжали чашку с такой силой, что тонкий фарфор треснул. Вскрикнув от неожиданности, он вскочил на ноги, бормоча какие-то извинения. К счастью, кофе в чашке уже не было, поэтому костюм его не пострадал. Тем не менее он решил воспользоваться этим инцидентом, чтобы покинуть счастливую компанию.

— Кажется, ранний подъем и дорога несколько утомили меня. Не возражаете, если я немного отдохну?

Собравшиеся дружно согласились. Ален многозначительно посмотрел на Франсуа. Тот без особого энтузиазма поднялся, и они вдвоем направились к дому. В бельведере на некоторое время воцарилось молчание.

— Скажите, это плод моего воображения, — нарушил его Жан, — или вы тоже заметили, что Франсуа не слишком рад своему другу?

— Честно говоря, я подумал о том же самом, — кивнул Джон. — Франсуа встретил Алена без особого восторга.

— Вот и хорошо. Лично я буду только рада, если мой сын наконец поймет, что молодой Хассон не тот человек, которому следует подражать! — откровенно призналась Лизетт. — Ален очень эгоистичен. По-моему, он слишком избалован матерью и сестрами.

— А Франсуа нет? — спросила Микаэла, блеснув глазами и чуть заметно улыбнувшись.

Щеки Лизетт покрылись румянцем, но она быстро взяла себя в руки.

— Ну, видимо, будет справедливо сказать, что я , э…

— Тоже немного балуешь его? — игриво уточнил Джон.

— О да, это так. Должна покаяться. Мне трудно ему в чем-то отказать. Но он хороший мальчик.

— Он уже не мальчик, — произнес Хью, смягчая жесткость слов приятной улыбкой. — Он — взрослый мужчина. И возможно, понял наконец, что даже лучший друг не всегда оказывается настоящим другом.

Франсуа, услышь он сейчас это замечание, согласился бы с ним безо всяких оговорок. Сколько он помнил себя, он обожал своего друга и подражал ему во всем, даже в образе жизни, строя из себя беспечного и богатого повесу. Ален казался ему образцом креольской жизненной силы и мужественности. Однако в последние дни эта слепая вера значительно пошатнулась. Наблюдая за Хью, он подсознательно сравнивал его с Аленом, и сравнение было отнюдь не в пользу последнего. Франсуа начал испытывать стыд, причем не только за то, что он принял участие в махинациях, но и за то, что он говорил об американцах, особенно о Хью. Он вдруг понял, что вся эта бравада была совсем не признаком самостоятельности и смелости. Как раз наоборот, он как обезьяна копировал своего старшего друга. Нет, Франсуа не оправдывал себя, но со всей очевидностью осознал, что из-за юношеского увлечения Хассоном и стремления слепо подражать ему наделал множество страшных ошибок. Сейчас, провожая Алена в предназначенные тому комнаты, он понял и другое: в этом человеке на самом деле нет ничего, что заслуживает уважения и любви. По сути дела, его респектабельный и богатый друг мало чем отличается от тех подонков и головорезов, которые помогают ему обделывать разные темные делишки. Да, Ален страшно горд, обладает железной волей и привык повелевать. Но при этом он прячется за других и совершает мерзости чужими руками. Более того, он не задумываясь пошел на убийство человека, которого знал чуть ли не с рождения, и не испытывает в связи с этим ни малейших угрызений совести. На душе Франсуа стало совсем горько. “И я хотел стать таким же? Боже, каким же безумцем я был!"