Ноэл хранил слабую надежду на то, что часть флота Кенелма Дигби может присоединиться к рыцарям Святого Иоанна, хотя считал это романтической иллюзией. В душе он не сожалел, что друг решил быть осторожным. Безопасность Англии была для Дигби превыше всего, воздерживаясь от конфликта, страна станет сильнее. Жаль, что больше не было английских пушек.

Лейла нежно положила руки Ноэлу на плечи, посмотрела в его глаза, которые так ослабли, что даже в очках он не мог четко видеть ее лицо. Это его печалило. Но в его памяти навсегда останется блеск ее кожи, яркие глаза и пышные черные волосы.

Ноэл надеялся, что она тоже запомнит его, если будет жить и сохранит честную душу на века, которые заслужила. Но больше всего надеялся на то, что ласки всех ее последующих любовников будут всегда ей напоминать его собственные. Лейла была одета почти как в первый раз, когда он увидел ее, – в мужской костюм из кожи, но без треуголки и пистолета с кинжалом. Ноэл провел рукой по рукаву ее жакета, слегка удивленный тканью. Он был несколько шокирован, поняв, почему она так оделась.

– Ты пришла прощаться, – прошептал Ноэл.

– Нет еще, – сказала она. – Я пришла увести тебя, чтобы мы распрощались в более удобном месте.

– В удобном месте? – Ноэл осмотрел мрачные стены, едва различая бутыли и мензурки на полках, книги и рукописи, приборы и инструменты. Его внимание привлекла медная труба микроскопа, сделанного для него Кенелмом Дигби так давно, блестящая в свете огня.

«Здесь мое самое удобное, самое лучшее место, – думал он, – место алхимика здесь, на его кухне ведьм, где он варит жидкости жизни и смерти, жонглируя судьбой и темными тайнами Бога».

Тем не менее Ноэл позволил поднять себя и увести к двери, где его ждал Квинтус. Ноэл был рад ему, так как не хотел оставлять комнату без присмотра, хотя в ней не было ничего важного. Среди легиона учеников он никому не мог доверить дежурство, но Квинтусу верил, как всегда.

Ноэл взял руку монаха и сжал ее, говоря этим жестом больше, чем любыми словами. Рука монаха была много сильнее, чем его, он чувствовал силу мышц. Когда они жили в Буруту, Ноэл был моложе, в расцвете сил, высокий, стройный, гибкий и красивый, сейчас – много старше, не годами, но всем видом.

Лихорадка Ноэла в Адамаваре, эликсир вампиров оставили печать на душе и теле, и, когда Квинтус процветал от дыхания жизни, Ноэл сморщился и ослабел без него. Казалось, что, давая кровь Квинтусу эти годы, Ноэл передавал ему жизненную силу, но он не завидовал другу. Все же это он, Ноэл Кордери, вдохнул жизнь в Квинтуса и тысячи других, после смерти они будут превозносить его, и не важно, что другие назовут дьяволом.

– Я буду молиться за тебя, – пообещал Квинтус, когда Ноэл шагал по ступенькам.

– Молись за всех нас, – сказал Ноэл. – Молись за наших капитанов, пушкарей и лучников. Молись за наши ядра и стрелы. Молись за Англию, за новую Атлантиду, за еще не рожденные поколения. В эту ночь всех ночей мы не сможем молиться много, нам нужно чудо, чтобы спасти нас от гибели.

Лейла повела его улицами Мдины, но они не пошли к ней домой, а направились в противоположном направлении, к церкви – месту первого христианского богослужения на острове. Здесь стоял дом Публия, сделанный мальтийским епископом самим святым Павлом, потерпевшим вместе со святым Лукой кораблекрушение у острова через тридцать лет после распятия Христа. На месте церкви, построенной когда-то Публием, стояла другая, большая, возведенная нормандцем Роджером Сицилийским – этот остров, как и Британия, был захвачен нормандцами в одиннадцатом веке, в период наибольших завоеваний Галльской империи. Ноэл не знал, в каком родстве находился Роджер с Ричардом Львиное Сердце или Шарлеманем, хотя узнал бы, прочитав «Галльских вампиров». Он не открывал эту книгу не меньше десяти лет, сделав ее своей жизнью настолько устаревшей, что никто уже не мог обновить или дополнить ее.

В церкви было светло. Солнце сияло за матовыми окнами, в последние сутки здесь зажглись тысячи свечей – почти все мужчины, женщины и вампиры Мдины молились здесь. Но в это время, в час сиесты, почти никого не было, были видны несколько коленопреклоненных фигур – женщин, скрывающих под накидками лица и чувства. Ноэл не встал на колени, сел на предпоследнюю скамейку рядом с Лейлой. Они оба были здесь чужими: он – неверующий и она – некрещеная язычница.

– Мы пришли молиться? – спросила вампирша.

– Я слишком горд, чтобы молиться, – ответил он. – Я не делал этого молодым, и если я не делаю это честно, пусть лучше молятся другие. Я никогда не просил ни за душу, ни за тело. Ни тогда, ни сейчас.

– Мы можем найти более удобное место, чтобы провести вместе последние часы, – сказала Лейла.

– Ты хочешь моей крови?

– Нет, у меня достаточно крови, но скоро в море прольется столько крови, что океан покраснеет от Сицилии до Триполи.

– Но ты должна уйти по этому кровавому морю, – сказал он. – Когда галеры прорвутся сюда и рыцари-вампиры хлынут на остров, ты должна заставить Лангуасса отправиться в Англию. Бессмертие не очень остудило его, боюсь, он приведет «Спитфайр» к берегу, чтобы участвовать в этом безнадежном сражении. Он все еще хочет рассчитаться с Ричардом, никто в мире не остановит его, кроме тебя. Надеюсь, ты спасешь его от горячности и сохранишь корабль для другого дела.

Ноэл замолк, и она заговорила опять:

– Лангуасс сказал, что галеры могут не пройти – его орудия уничтожат их.

– В морском сражении, – возразил Ноэл, – парусный корабль победит галеру и разнесет ее в щепки одним выстрелом. Но мы говорим о сотнях галер, которые даже не будут драться в море, а соберутся вместе, пробираясь к берегу, чтобы высадить лошадей и стрелков с мушкетами. Форты у Большой Гавани задержат их, но они высадят людей в бухте Святого Павла и в Марсамксетте; в крепостях нет пушек. Настоящая битва развернется, когда армии сойдутся у стен Мдины, где Дюран должен их задержать и выиграть время. Не важно, что потом будет, – «Спитфайр» должен идти в Англию, надо готовиться к ее защите.

– Во всем этом кроется какая-то тайна, – сказала она, – которую ты не хочешь открыть, хотя Квинтус ее знает. Ты желаешь отправить меня не только из-за Англии и моей безопасности.

– Тайна есть тайна, – ответил Ноэл, – поэтому ее скрывают.

– Даже от меня? – спросила Лейла, не пряча обиды.

– Даже от тебя.

Избегая ее осуждающего взгляда, он поднялся, пошел по проходу к алтарю, где в сфере отражалось множество свечей. Она последовала за ним, пока он не остановился перед изображением Богородицы Марии, авторство которого приписывалось святому Луке. Ноэл смотрел на мадонну, мигая уставшими глазами, – даже в очках контуры расплывались.

– У нее нет красоты вампирши, – сказал он правду, даже не видя четко мазков, – как у любой смертной женщины. Судьба коварно играет с обычными людьми, наделяя красотой другой род, не могущий рожать. Эту глупость способны объяснить только грегорианцы. Жаль обычных мужчин, которые всегда будут любить тебя, милое дитя, и жаль матерей будущих мужчин, которых нельзя будет любить до конца.