Но Франко терпел, как привык терпеть страсть к роскоши «сеньоры Эль Пардо». Как вспоминал много лет позднее внук Франко Хуан Кристобаль: «Моя бабушка любила деньги, в то время как мой дедушка был абсолютно к ним равнодушен»[515].

Франко оставался неизменно холоден к своему зятю: он позволил посетить Эль Пардо семье зятя только один раз, в 1954 г., по случаю крестин его первого внука.

Этот клан — «сеньора Эль Пардо» и супруги Вильяверде — и попытался подыскать Хуану Карлосу замену.

Франко спокойно относился к высказываниям Хуана Карлоса, публикуемым за рубежом. В рождественскую неделю 1972 г. Хуан Карлос и София посетили Вашингтон. Отвечая на многочисленные вопросы о будущем Испании, наследник престола вновь повторил: «Я верю, что народ хочет свободы». Принц не сомневался в негативной реакции Франко и, отправляясь в Эль Пардо по возвращении в страну, испытывал некоторое беспокойство. Однако Франко отнесся к его высказываниям не только спокойно, но даже одобрил его «линию поведения»: «Есть то, о чем Вы можете и должны говорить вне Испании, и о чем Вы не должны говорить в самой Испании»[516].

Но если Франко сохранял спокойствие, его супруга и чета Вильяверде проявляли беспокойство в тревоге за свое будущее. Еще после публикации 4 февраля 1970 г. в «The New York Times», в которой говорилось о Хуане Карлосе как о надежде демократического будущего страны, они и пришли к выводу, что надо действовать незамедлительно.

Их взгляды обратились к двоюродному брату Хуана Карлоса — Альфонсо де Бурбон-Дампьеру. В свое время его отец, глухонемой дон Хайме, сын Альфонсо XIII, отказался от права на престол в пользу своего младшего брата дона Хуана. Было известно, что Альфонсо Дампьер был недоволен решением отца.

В начале 1970 г. Альфонсо был назначен послом в Швеции. В марте 1971 г. его посетил маркиз Вильяверде в сопровождении своей дочери Марии дель Кармен. Тогда же произошла помолвка принца Альфонсо и внучки Франко. Официально о помолвке было объявлено 20 декабря 1971 г.

Свадьба Альфонсо де Бурбон-Дампьера и старшей внучки Франко Марии дель Кармен Мартинес Бордью была воспринята теми, кто надеялся сохранить режим Франко после его смерти, весьма положительно: двоюродный брат Хуана Карлоса никогда не скрывал своих симпатий к «Движению», верный заветам своего дяди дона Альфонсо де Бурбон Орлеанского. Того самого, который еще 4 декабря 1943 г. убеждал корреспондента Генри Тэйлора, что «монархическое движение не является антифранкистским» и у которого организация государства на базе единой партии, т. е. фаланги, не вызывала возражения, в отличие, как он сам признавал, от дона Хуана Барселонского, отца дона Хуана, о чем неоднократно заявлял в своих многочисленных декларациях, опубликованных в швейцарской прессе[517]. Круги, близкие к Альфонсо де Бурбон-Дампьеру, полагали, коль скоро Испании не миновать того, чтобы вновь обрести статут монархии, то пусть корона достанется не тому, кто по прямой линии происходит от принца-диссидента дона Хуана, а тому, кто связан не только духовными, но теперь и семейными узами с режимом.

Поговаривали, что донья Кармен весьма благосклонно относилась к перспективе замужества старшей внучки Франко Марии дель Кармен Мартинес Бордью и Альфонсо де Бурбон. Кандидатуру сына дона Хайме поддерживали не только «апертуристы»-фалангисты, сторонники умеренного реформирования системы в будущем, но и иммобилисты, все чаще называемые «бункером».

Сторонники дона Альфонсо толковали в свою пользу положение «Закона о наследии», гласившего, что корона должна быть возложена на того принца, у которого больше прав. На это их противники отвечали, что глухонемой дон Хаиме сам отказался от своих прав.

Но был еще один претендент на трон, представлявший «карлистскую» линию — Карлос Уго де Бурбон-и-Парма, в чью пользу его отец дон Хавьер отказался от своих прав. Но Карлос Уго был иностранец, и по испанским законам не мог стать королем.

Супруга Франко донья Кармен и маркиз Вильяверде разослали приглашение на свадьбу, где принц Альфонсо, герцог де Кадис, именовался «Его королевское высочество». Реакция дона Хуана была мгновенной: титул дон Альфонсо присвоил незаконно.

Свадьба состоялась 8 мая 1972 г. Посаженным отцом был Франко.

Много лет спустя на вопрос Вильялонги, верит ли он, что «Франко под давлением своего окружения мог в последнюю минуту предпочесть своего «политического внука», герцога де Кадиса, на место Вашего Величества», Хуан Карлос, уже свыше 15 лет король, ответил: «Нет, никогда не верил. Франко никогда не отступал в своих решениях»[518]. X. Фуси полагал, что такое негативное отношение Франко к подобным планам объясняется тем, что он был человеком, глубоко уважавшим законы и установления.

Франко признавался, что уж очень ему хотелось видеть свою любимую внучку принцессой. Но не более того: при безусловном уважении к желаниям своей обожаемой супруги, диктатор не смешивал дела семейные с благом государства, как он его понимал.

Еще в 1968 г. он написал завещание. Его недвижимое имущество составляли поместье Эль Пасо де Миерас, подаренное ему по подписке еще в 1938 г., и Канто дель Пико, поместье в Торрелоденес. Каждому из своих внуков, а их было пятеро, и супруге он завещал по 2 млн песет. Заметим, что по курсу того времени 1 доллар составлял 65–68 песет. А Испанию он все же завещал Хуану Карлосу, хотя и не всегда был доволен его высказываниями о будущем страны, в чем он видел влияние ненавистного ему дона Хуана.

То, что Франко предпочел Хуана Карлоса кандидатуре иммобилистов — Альфонсо, имело последствия для Испании, вряд ли предвиденные диктатором и не сразу оцененные современниками.

В апреле 1972 г. в Мадриде состоялся очередной «парад победы», проводившийся ежегодно с 1939 г. Участники парада и многочисленные зрители не могли не обратить внимание на изменившийся облик Франко: он стоял, опираясь на палку, садился с помощью военных, окружавших его. Но больше, чем состояние пошатнувшегося здоровья, его беспокоили настроения среди тех, как он и полагал, кто составлял поддержку его режиму. И больше всего — церковные круги.

Хотя в первые послевоенные годы Франко полагался прежде всего на террор, он ожидал, что церковь, так пострадавшая в годы Второй Республики и гражданской войны, окажет ему поддержку в умиротворении нации. И он не ошибся: в дополнение к самой жесткой в истории Испании светской цензуре, введенной законом о печати от 22 апреля 1938 г., церковь получила право цензуры духовной — под ее всевидящее око попали передачи радио, спектакли и литературные произведения, пресса, поведение на улицах и особенно на пляжах.