– Ты хочешь сказать, что эти жрицы были искусственные? Как Муза? – Иница запнулась, пораженная собственными выводами. – Ты считаешь, что машины еще тогда начали исподтишка стремиться к захвату власти? За сотни лет до падения Гегемонии?

Фаэль кивнул. Лица статуй проплывали за окном, огромные и рельефные, словно рукотворные взгорья и долины.

– В катакомбах крепости мы наткнулись на рисунки тех времен. Эти жрицы были поразительно похожи. И проповедовали в огромном количестве миров.

– Неужели это никому не показалось странным?

Изборожденное шрамами лицо Фаэля исказила усмешка.

– Культистам и ТИШИНА-то не кажется странной – незримое нечто, существованию которого нет никаких доказательств. Если жрицы сумели убедить их, что ТИШИНА действительно обретается где-то в космосе – или в каком-то другом, параллельном мире, – им наверняка ничего не стоило обманывать людей и во всем остальном. Возможно, их безупречная красота и их удивительное сходство, наоборот, производили особое впечатление. Иначе машинам не составило бы труда создать разные лица вместо одного.

– Так значит, культ ТИШИНЫ был первой попыткой машин захватить власть? С помощью религии?

– Новая вера постепенно подрывала устои Гегемонии. И только когда машины решили, что процесс затягивается – а может, возникли еще какие-то причины, кто знает, – они нанесли удар в открытую. Не исключено, что они просто хотели выиграть время и посеять смуту, пока не подготовят армии к войне.

Металлические лица статуй остались позади. За панорамным окном вновь во всем великолепии раскинулся космос: тысячи тысяч созвездий, горящие фантастическими красками.

– Тогда что такое Муза? – растерянно спросила Иница. – Просто модель с точно таким же лицом, безвредная девушка-машина, или… – она запнулась: перед ее глазами вновь пронеслись события в обителях ТИШИНЫ. Легкость, с которой Муза пробудила боевых роботов от тысячелетнего сна и натравила на врагов.

– Или, – продолжил за нее Фаэль, – одна из прежних жриц, прикидывающаяся невинной овечкой?

– Если ты так считаешь, почему же не велел ее уничтожить?

– Потому что есть только одна страсть, которая скрашивала мне многолетнее прозябание на задворках галактики, – любопытство. Я хочу знать правду, Иница, – он поколебался, а потом добавил: – Впрочем, не только.

– Но ты ведь не можешь ее пытать, как тех несчастных с «Кавдора Терминуса».

– Не могу. Поэтому кто-то должен с ней подружиться, чтобы наблюдать за ней с близкого расстояния и подмечать все подозрительное.

Если эта планета действительно когда-то была оплотом ТИШИНЫ, а сама ТИШИНА – изобретение машин, возможно, стоит опасаться, что где-то на Ное остались и другие обладатели искусственного интеллекта? Пусть и погребенные глубоко под поверхностью планеты. И в таком случае возникает риск, что Муза найдет способ установить с ними связь, чтобы пробудить к жизни новую, несравнимо большую армию. Кто тогда сможет ее остановить?

– Она мне нравится, – сказала Иница.

– Естественно. Она запрограммирована нравиться.

– Неужели все дело только в этом?

– Этого хватило, чтобы обворожить сотни тысяч адептов ТИШИНЫ по всей Империи.

Баркас описал дугу и снова приближался к Ною. Планета занимала уже почти все окно – невзрачный шарик из болот, скал и древних загадок.

Фаэль внимательно смотрел на Иницу.

– Ты начинаешь сомневаться, случайна ли ваша встреча?

Она кивнула.

– А что если их сотни? – сказал он. – Что если они повсюду, на бортах бесчисленных кораблей, и возвращение машин давно началось, просто никто этого до сих пор не заметил?

– Муза наверняка знает ответы на эти вопросы.

– Скорее всего.

Они помолчали, потом Иница медленно проговорила:

– Я еще кое-что хотела с тобой обсудить.

– И я с тобой, – он улыбнулся.

– Когда ты связался со мной и предложил помощь, мне вспомнились старые слухи.

Он едва заметно приподнял одну бровь – в точности как Рия.

– Слухи о том, что мой отец… ну, что он мне не отец. Ты поэтому хотел меня спасти?

Некоторое время он смотрел на нее взглядом, в котором трудно было что-либо прочесть, словно пытался и не мог принять решение. Затем покачал головой.

– Вообще-то я хотел сделать тебе предложение.

Не на такой ответ она надеялась.

– Мой брат больше не может причинить вреда, – сказал он. – Моя задача на Ное выполнена. Поэтому пришло время передать бразды правления кому-нибудь другому. Не сегодня, не завтра, но, возможно, в ближайшем будущем. Я хочу наконец-то вернуться в Баронии. Я не хочу больше быть пиратом, командовать оравой головорезов и охранять допотопный миф. Я хочу в Кориантум, и чтобы никто и вякнуть не посмел. Если машины действительно пробудятся, у Ордена возникнут проблемы посерьезнее, чем горстка миров за пределами Марок, – он кашлянул, а затем впился в нее взглядом хищной птицы. – Понятное дело, на Кориантуме я изгой. Поэтому я хотел бы, чтобы ты вышла за меня замуж, Иница. Если мы вернемся туда вместе, как муж и жена, у них не останется выбора – им придется принять меня.

У нее возникло ощущение, будто она летит вверх тормашками в бездну космоса. Словно стальной пол баркаса выскочил у нее из-под ног, и теперь вокруг только пустота, неописуемый кошмар нескончаемого, неудержимого падения.

Фаэль пристально разглядывал ее.

– Мы будем править Кориантумом как барон и баронесса и сможем основать новую Империю, покоряя одну баронию за другой, и тогда, кто знает…

– Выйти за тебя замуж, – прошептала она.

Он кивнул с самым серьезным видом.

– Подчинив себе Баронии, мы сможем вступить в противоборство с Кавдорами и взять власть над Марками. И если Орден тогда еще будет существовать, у него не останется выбора, кроме как договориться с нами.

Все это казалось ей абсурдом по множеству причин, но особенно ее беспокоила одна.

– Но ты же не можешь на мне жениться, – сказала она механическим голосом, словно сама была машиной. – Ты же мой отец.

Он изумленно смотрел на нее. Очень долго. Слишком долго.

– Ты правда в это веришь? Что я – твой отец?

– При дворе говорили, что у моего дяди была связь с моей матерью.

Она много раз представляла себе этот разговор, но никогда в ее воображении не звучало слов, которые теперь произносил Фаэль, склонившись к ней, словно человек, извещающий больного о скорой кончине.

– Твою мать никто не соблазнял, Иница, – его голос звучал мягко, как много-много лет назад. – Ее изнасиловали. И это сделал не я.

Уцепиться было не за что, космос принял ее в свои ледяные объятия.