Зимин валялся под деревом. Вокруг была пустыня. Сначала Зимин испугался, что это не простое дерево, а анчар какой-нибудь, но, приглядевшись, обнаружил, что дерево обычное. И каких-то угроз от него ожидать не стоит.

Зимин сел, поморщился, стащил куртку. Левое плечо от сгиба локтя почти до ключицы было покрыто царапинами и мелкими ссадинами, распухло и саднило. Будто кто-то над ним поработал железной щеткой. Зимин потрогал пальцем. Твердо. И пружинит. Зимин выгнул шею и попытался поглядеть на плечо со стороны.

Получилось плохо. Зимин вспомнил, что его, кажется, очень удачно проткнули какой-то отравленной спицей. Гномы. Большие любители театра.

Очень хотелось есть. Зимин вспомнил свой бред. Если верить бреду, где-то неподалеку должны быть вода и хлеб.

Вода и хлеб обнаружились на ветке дерева, как раз за спиной Зимина. Тут же болтался меч в ножнах. Распоясавшаяся пишущая машинка. Вот и все имущество. Зимин умял горбушку, выпил воду. Состояние стремительно улучшалось. Американские антибиотики, госпиталь Святой Елены, низкий поклон Дяде Сэму.

Зимин проверил левую руку. На вене обнаружились пятнышки от уколов. Значит, бред был все-таки не совсем бредом. Значит, на севере, в пятнадцати километрах отсюда, находился город гоблинов. И эти гоблины совершенно незаконно удерживали Игги.

Зимин потянулся, хрустнул костями и направился на север, к гоблинскому хозяйству. Пятнадцать километров.

Пятнадцать километров он одолел с трудом. С отдыхом. С руганью. Сказывалось отравление. Но Зимин дошел.

Хозяйство гоблинов оказалось крепостью. Этакий Стоунхендж, обложенный деревянными бревнами, обмазанный глиной, обсаженный голубоватым мхом. Сразу было видно, что здесь, если что, окажут сопротивление, от бластерного разряда по углам не разбегутся. Поэтому Зимин еще издали напустил на себя значительный вид старого завоевателя вселенных и двинулся к гоблинской твердыне уверенной в себе, но слегка разбавленной усталостью от жизни походкой.

Зимин приближался к крепости и уже видел на ее стенах арбалетчиков и копейщиков, чувствовал на себе их прицельный взгляд, готовился прыгнуть в сторону и зарыться в песок. Сначала Зимин еще слышал всякие звуки. В крепости мычали коровы, скрипели какие-то колеса, гремели молотки, ругались сами гоблины, шумели кони, что не могло не радовать. Но затем, по мере того как стены крепости становились все выше, как стали видны длинные заостренные пики с головами рапторов, звуки стихали, стихали. И когда до крепости осталось всего ничего, метров триста, стало тихо совсем.

И последние метры Зимин прошагал в полной тишине. Ну, не совсем в полной. Зимин слышал, как трещат растянутые луки, булькают котлы с греческим огнем и гремят вытаскиваемые из ножен сердцедеры.

Гоблины боялись. Это было хорошо.

На краю рва Зимин остановился, расставил ноги, положил руку на рукоятку меча и крикнул:

– Эй, вы, крокодайлы, открывайте-ка ворота!

Крепость не отвечала, луки скрипели нервно, стрелы хотели крови.

– Открывайте, говорю, я по делу.

Крепость напряглась еще сильнее. Крепость вздохнула. На валах зашевелились, и высунувшаяся из бойницы голова спросила:

– А тебе, чел, чего надо?

– Мост опускай, – крикнул Зимин.

– А зачем, чел?

– Надо, блин. Опускай давай. А то у меня там за углом полно друзей на песчаном танке с зенитной пушкой. Свистну – приедут, разнесут вашу мусорную кучу, так и знайте, гоблины, дремучие существа!

– Смотри, чел, застрелим, – предупредила голова. – Оружие не вытаскивай, а то, чел, застрелим, правда.

– Ладно, корявые, давайте мост.

В крепости что-то крякнуло, и со стены стал опускаться мост. Мост был сучковатый и тоже украшенный головами пустынных рапторов, видимо, рапторов гоблины не любили. Зимин плюнул через левое плечо, бодро перебрался через мост и оказался в гоблинской твердыне.

Внутри крепости было на редкость тесно. То ли с тактическими целями, то ли от неумения, но больше всего крепость напоминала лабиринт из перепутанных лазов, хижин, деревянных и глиняных устройств непонятного назначения, загонов со свиньями, клеток с курями, мельниц. На рылах у свиней болтались намордники, на глазах у куриц были шоры.

Зимина окружила толпа настороженных гоблинов и стала куда-то подталкивать, Зимину показалось, что к центру Стоунхенджа.

– Ведите меня к вашему бугру, – сказал им Зимин. – У меня к нему есть серьезное дело.

– Хорошо, чел, – говорили гоблины. – Только ты не особо по сторонам смотри, чел, а то секретов наших насмотришься. Придется тебя убить.

Гоблины хихикали.

– Какие у вас секреты, – презрительно плевал Зимин. – Колесо, что ли, изобрели?

По мере продвижения к центру живности становилось все меньше, а самодельных механизмов все больше. Зимин опознал дистилляторы, бурильные установки, катапульты и даже знакомую по ненавистным учебникам химии рефракционную колонну, тоже, правда, глиняную. Пространство было пропитано тяжелым звериным запахом, и Зимин подозревал, что запах этот исходит не совсем от домашних животных.

Наконец, механизмы закончились, и открылось свободное пространство, как подумал Зимин, центральная площадь. Площадь была совершенно неожиданно засеяна картошкой, а на самой середине зеленеющей плантации возвышался небольшой, сложенный из красного кирпича домик – приземистый, похожий на гарнизонную гауптвахту. Вокруг домика возвышался невысокий, по колено, палисад, беленный известью.

Над домиком болтался грязно-апельсиновый флаг с изображением кривопалой ступни. Апельсиновый цвет олицетворял суверенитет и гоблинскую честь, а корявый след – верную дорогу, которой шло гоблинское поселение. Судя по всему, гоблины этим домиком гордились и испытывали к нему почтение – при виде домика они сбились в плотную кучку и перестали галдеть, бросали на домик робкие взгляды.

– Там, – сказала голова. – Там Кипер. Оставь оружие и входи с миром.

– Я песчаный рейнджер, – ответил Зимин. – И рыцарь Светлозерья одновременно. И оружие свое я оставлять не могу по статусу.

– Тогда не пустим, – заволновались гоблины. – Тогда челу нельзя.

И сразу превратились в толпу галдящих обезьян, экспериментальных суперорангов с острова Бали. Зимину захотелось их полоснуть как следует мечом, но он не стал этого делать, навалятся стадом – не отбиться.

– Я, между прочим, человек, как вы могли уже заметить, и моему слову можно доверять, – сказал Зимин. – К тому же вас больше, в случае чего все равно одолеете. К тому же у меня дело.

– Не можем пустить, – гоблины размахивали своими длинными обезьяньими руками и корчили рожи. – Не двигай.

– Я вам повторяю… – начал Зимин, но тут в гоблинской штаб-квартире отворилось окно, и сварливый голос произнес: