Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только Виталий собирался удовлетворить свое любопытство по поводу этой истории, как свет фар пробился сквозь темноту леса. Через минуту, ушедший Бойцов привел Владимира Анатольевича Еременко с супругой Мариной, в сопровождении прихрамывающего отца Иоанна, оставшегося без средства передвижения. Тут же их познакомили с дочкой Марины Шерстобитовой. Наконец-то священник рассмотрел спасенное чадо, радуясь от всего сердца.
Пока прибывшие глава администрации и его супруга слушали рассказ о происходящем непосредственно на самой горе «Ореховне», кто-то перетащил к самому бережку стол с самоваром и раскладными стульями, на которых комфортно разместились все до единого. Разведенный здесь же костерок затрескал сухими сосновыми сучьями, что стало прекрасным фоном для полившегося задушевного разговора, словно раскинувшаяся на огромном плоскогорье река.
Говорили обо всем и ни о чем одновременно, каждый старался вспомнить, сначала, что-то смешное из жизни своих детей, больше всех смеялась Елизавета, в воображении перекладывая эти истории на себя и своих новых родителей, прекрасно понимая, что будет еще множество своих, еще только ожидающих впереди.
Олег, вытирая слезы со щек, глубоко вздохнул и подняв голову, говоря, закивал:
— Дааа… Такое место! Здесь жить просто не получится, здесь с Самим Богом наедине беседовать можно. Тут, если глаза закрыть и постараться прогнать все мысли, хотя бы на мгновение, можно услышать звуки начала времен и их конец… — Отец Иоанн, перекрестившись:
— Истинно… Не много на земле таких мест! И честь и счастье жить в таком — обратись взглядом своей души к дням сотворения мира и услышишь дыхание Святага Духа, носящегося над водою!.. — Отец Олег, будто пронизанный важностью момента, встал во весь свой огромный рост и продолжил, медленно накладывая на себя крестное знамение:
— «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безводна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.»[29]. Благодать то какая, братия!.. — Захар Ильич, соглашаясь, кивал седой головой:
— Жаль не знаю я от куда эти строки, но чувствуется мощь и бесконечная мудрость первозданности. Мне кажется в этом месте будучи похороненным, будешь продолжать жить… — Марина, обнимая дочку, поцеловала ее в макушку и и тоже отметилась:
— Отченька мой — Владыка Маркелл, так и говорит всегда, мол, человек пока живет, часто интуитивно вспоминает о бессмертности своей души так или иначе, да осознать никак не может этого! Вот и вы сейчас, Захар Ильич, догадались о давно, точнее, всегда вашей душе известной истине…
— Хм… И именно здесь!
— Господь во всем, но здесь это совсем очевидно! Вот душа и поет!.. — Еременко, глядя по очереди на каждого говорящего, поражался про себя новому открытию, и не сдержавшись, все-таки произнес:
— Диву даешься… Я некоторых из вас знаю долго и хорошо, и вот такого никогда не слышал, даже не знал, что такие мысли в ваших головах содержатся! Хотя…, вот и сам…, забыл про все печали, обо всех проблемах… вот спросите меня, что завтра нужно делать — не отвечу, хотя час назад только об этом и думал. Слава Богу, хоть эти ужасы закончились. Надо же одним днем, сразу целый клубок…, и как гора с плеч! Молодцы вы все-таки! Даже батюшка наш, отец Иоанн отметился геройским поступком! Это ж вы, отче, на таран хотели мерзавцев взять…
— Полно те! Я почему-то думал, что драндулет мой съедет и остановится…, прости Господи, а если честно — вообще не умел! Уже в полете со страху от мотика своего оттолкнулся, до сих пор не пойму, как сообразил!.. — Отец Олег добавил:
— Это так… Если бы не «Лука», я бы и не сообразил бы его так подкинуть… Вот не поверите, он мне человеческим голосом так крикнул в ухо, что я так же со страху и запустил…
— Ну прямо так и человеческим…
— Да не в этом дело…, я вот о другом думаю — вот ведь странная вещь, еще с утра он был медвежонком, а сейчас уже… — ну вот сами посмотрите… — «Лука» тяжело и глубоко вздохнул, и совсем, как человек развел лапы, только что не сказал: «Ну а я-то тут причем» и нагнувшись, почесался о плечо «отшельника».
Веселый смех грянул над озером, но быстро смирился перед величием прекрасного, перейдя снова в тихий разговор:
— А ведь и то верно, многое нас не удивляет. Ведь столько сегодня видели, а все одно завтра посуетимся, увлечемся мирским, о Боженьке лишь изредка вспоминая. А ведь… смотрите! Опоздай мы на какую-нибудь минутку…, и не было этого вечера, и не назвала бы Марина с Лизой — мать дочерью, а дочь матерью. И что бы мы стали, и где бы дух наш был? А почему так? Разве наша в этом заслуга? Разве нам здесь почет? Именно все вовремя произошло: и чтобы спасли, и что бы спася поняли благодаря кому смогли это сделать, и что бы после в очередной раз поняли, где место язычеству и кто, на самом деле эти божки, и что сильнее, мудрее, прозорливее Бог всего, что конечно, а вечен только Он… — Отец Олег, как будто сам пораженный выводом, взглянул на отца Иоанна, одобрительно кивнувшего с добавлением».
— Сущий!..
Внутри себя каждый понимал, что священник прав, но как мимолетно такое признание, самому себе, и как глубока полочка памяти, где хранятся такие истины, а мы ленивые и гордые, погрязшие в своих грехах, мало причин имеем искать их и ставить в «красный угол» своего сознания, дабы помнить и не забывать первопричину своего существования и его смысл.
Марина Еременко неожиданно вскрикнула, все обратились к ней, а затем в сторону, куда она показывала рукой — у самой кромки воды, между большими валунами, опираясь на них своими стенами, стояла небольшая, невероятной красоты часовенка, с колоколенкой на три колокола. Тут же послышался чистый и раскатистый звон трех, очень сочетающихся тонов, будто, кто-то, очень осторожно управляя веревками, воздавал хвалу Господу, колокольным распевом.
Сидящие перекрестились, первым опомнился протоиерей Иоанн:
— Свят, свят, свят! Воистину: «…где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них»[30]! Раз такое всем привиделось, значит стоять здесь храму… — ни дать ни взять в честь спасения чада, отрочицы Елизаветы и победы добра над злом, прежде всего в нас самих. Ну что Марина Никитична, будешь теперь покупать