— Старейшину над старейшинами надо поставить, чтобы суд творил и обидчиков наказывал! — закричало несколько голосов.

— Верно, верно, Гостомысл прав! — раздались со всех сторон восклицания не только приильменских старейшин, но и старейшин соседних племён.

Вече воодушевлено было мыслью о прекращении наконец тягостных междоусобиц и, как утопающий за соломинку, ухватилось за совет своего мудреца.

— Выберем сейчас же старейшину над старейшинами, пусть он судит нас! — крикнули с нижних ступеней веча.

— Постойте, — остановил их Гостомысл. — Дослушайте, мужи и старейшины. Выберем мы старейшину над старейшинами, и, думаете вы, прекратятся раздоры? Нет, никогда этого не будет, всё по-прежнему пойдёт.

На этот раз вече пришло в недоумение.

— Будет ли кто слушаться выбранного вами же мужа, будет ли кто исполнять его решения? В споре ведь всегда одна сторона недовольна, а кто её принудит выполнять, что старейшина верховный присудит? Никто. Вот и будет недовольных уже две стороны. Одна за то, что её принудили, а другая за то, что принуждённого не исполнили; опять раздоры, опять несогласие. Опять кровь польётся.

— Так как же нам быть, Гостомысл? Вразуми, научи нас. Мы верим твоей мудрости, скажи, как быть?

Гостомысл вдруг сделал такое усилие, на которое казалось неспособным его дряхлое тело, — при поднялся на носилках.

— Не старейшину надо нам, а князя, слышите, — князя, который бы правил нами, не спрашивая нас, чего мы хотим и что по-нашему правда, который бы силой заставлял виновников выполнять присуждённое, который бы со своей дружиной нас от врагов оборонял, в обиду не давал. Вот что нам надо.

Гостомысл затих. Несколько мгновений после него и вече хранило гробовое молчание.

— Что же, мужи, прав наш посадник, — заговорили некоторые, — нужен нам всем один князь полновластный.

— Вспомним варягов, и не князья они были, а хорошо при них жилось нам! — воскликнул старейшина кривичей. — Знали, где на злого человека управу найти.

— Верно, справедливо! Князя, выберем князя! — заволновалось вече. — Пусть он нами правит, только кого вот?

Все с надеждой обратились к Гостомыслу.

— Кого выбрать? — заговорил тот. — Да кого же? Родовые старейшины все здесь равные... Выберете одного, другой обидится, не захочет повиноваться ему, да и нельзя нам своего выбирать... Сейчас же он свой род на первое место поставит и другие роды угнетать начнёт. Стерпят ли они? Опять несогласие да раздоры пойдут. Так?

— Так, так! Кто же своему не друг!

— Вот, если нельзя своего выбрать, выберите чужого.

— Как чужого? Что ты говоришь, старик, ты из ума выжил! — заволновалось вече.

— Долго вы меня слушали, дослушайте до конца, — не обращая внимания на шум, продолжал Гостомысл.

Голос его с каждым словом всё крепчал и крепчал. Он уже не дряхлым стариком казался в эти мгновения. Порыв восстановил его силы. Гостомысл приподнялся на носилках, сел и громко, так что слышали все собравшиеся вокруг, начал:

— Добра вы ищете, добра себе хотите, так слушайте же, где оно! Сами вы решили, что нужен нам князь, только при его единой воле прекратятся наши раздоры... Сами же вы сознались, что своего князя нельзя выбрать потому, что не будет к нему от родов славянских должного почтения и уважения... Сказал я вам, что нужно избрать чужого. Так вот, есть у меня, например, такой чужой, который в то же время и свой, для всех нас — свой, родной.

— Слушайте, слушайте, что говорит Гостомысл, — послышалось кругом.

Толпа сомкнулась ещё теснее около помоста, воцарилась тишина.

— Есть за морем[18], в той стране, откуда приходили не раз к нам гости норманнские, славное племя россов; всё оно состоит из выходцев с нашего родного Ильменя, и есть в этом племени три брата-витязя: Рюрик, Сигур и Триар; пойдите к ним, умолите их, чтобы пришли они княжить и владеть землями славянскими, творить в них суд милостивый и правый, виновных наказывать, от врагов защищать... Согласятся они, придут к вам — благо всему народу славянскому. — Старик на мгновенье остановился и затем продолжал с новой силой: — Пусть и племя своё возьмут они с собой, не чужие нам россы, Ильмень им родиной был. Вот где добро для всех славянских родов, вот где и правда великая, могучая... Послушайте меня, приведите к себе братьев-витязей, мир и согласие воцарятся между вами...

Гостомысл умолк и, тяжело дыша, почти без чувств опустился на носилки. Невообразимый шум поднялся на вече.

— Как? Призвать россов, варягов? Давно ли мы сами их прогнали? — кричала одна сторона.

— С варягами лучше жилось, порядок был, — отвечали другие, — что же, что тогда прогнали? Теперь сами позовём.

Отдельные голоса слились в общий гул. Вече шумело, кричало, но многим, очень многим пришёлся по сердцу совет Гостомысла.

— Князя нужно, а призвать чужого — никому своим не обидно. Да и какие нам варяги чужие? Сами от нас счастья искать ушли!

Такое мнение преобладало...

Наконец, после долгого горячего спора, едва не дошедшего до рукопашной, решение было принято.

Вече согласилось с Гостомыслом... Призвание князей из-за моря, от варягов-россов, решено было окончательно...

Вмиг весь помост был облеплен нашедшими наконец выход из тяжёлого положения старейшинами всех приильменских и соседних с ними племён.

Мудрец славянский, мертвенно-бледный, с закрытыми глазами, лежал на носилках.

— Гостомысл, Гостомысл, — наклонились к нему старейшины, — слышишь ли: весь народ славянский последует твоему совету!

Гостомысл открыл глаза, радостная улыбка озарила его лицо, тихое счастье засияло в снова загоревшихся глазах.

— Принял, принял, — прошептал он.

— Да, за море, к Рюрику, Сигуру и Триару, будут отправлены послы.

— О счастье, счастье! — воскликнул старец. — Мужи новгородские, и вы, старейшины, подойдите. Дайте мне умереть спокойно. Клянитесь, что князь будет призван...

Желание Гостомысла было исполнено. Тут же, на вечевом помосте, дали клятву возможно скорее призвать князей из скандинавского племени варяго-россов все приильменские старейшины, а с ними старейшины кривичей, веси, мери и дреговичей...

— Теперь я умру спокойно! — в порыве счастья воскликнул Гостомысл. — Родная страна! Великое будущее открывается перед тобой!.. Крепкая властью своего единого вождя, из века в век будешь процветать ты. Прекратятся в тебе раздоры, и, сильная, могучая, будешь ты расти, расти на славу нам и страх врагам. Все беды твои прекратятся, сильны славяне будут единой властью, и падут пред их великой страной в изумлении все народы...