Вчера вечером говорили о чужаках, от которых я сбежала. Об отступниках знали и племена, и как верные дети своих Богов, не любили и посылали проклятья.

— Зачем они забрали тебя, Ашетай? — спросил меня глава племени Сердат.

— Хотели, чтобы я служила Илгизу, — ответила я.

— Что в тебе Ылгезу?

Вообще, любопытный у них был говор. Вроде бы и тот же самый язык, но с некоторым акцентом и иным произношением. Ашет, Таньер, Ашетай, Ылгез, вместо хорошо знакомой мне Праматери Илсым — Элсам, а их покровитель Дурпак именовался пагчи, как Тарпык. Но это уже была языковая особенность этого народа, и потому я и не думала их поправлять, что, кажется, произвело благоприятное впечатление. Наверное, люди из таганов считали своим долгом тыкнуть в иное произношение имен Духов и людей.

— Что в тебе Ылгезу?

— Мои знания, — ответила я. — Из прошлой жизни. Илгизиты думают, что я могу быть им полезна. Я почитаю Белого Духа и служить его врагу для меня бесчестье.

Пагчи, слушавшие меня, важно покивали, одобряя мои слова. Они не стали уточнять, о какой прошлой жизни я говорю, им это было безразлично. Хотя, признаться, я бы ответила. Юлить и что-то скрывать от гостеприимного племени, желания не было. Мне нравилась та легкость, которую я чувствовала среди них. Дружелюбие завораживало, простота покоряла.

Пожалуй, только один человек смотрел на меня исподлобья. Это была юная девушка по имени Арду. Поймав ее хмурый взгляд несколько раз за вечер, я не выдержала и спросила:

— Я тебе не нравлюсь?

— Если бы Ашетай была Таньером, Арду не пряталась бы за тучами, она бы светилась ярче солнца, — ответил за нее Балчут.

Девушка вспыхнула и, вздернув подбородок, сбежала из-за стола под веселый смех соплеменников. Признаться, я ощутила укол ревности. Сколько охотниц на алдара, даже среди пагчи нашлась одна, но достанется он дочери Елгана, которая ему не нужна… Мой взгляд следовал за Арду, пока она не скрылась, а потом я стряхнула с плеч невеселые мысли и улыбнулась, когда со мной снова заговорили.

Кстати, Илан оказался прав. Женщины пагчи и вправду были несколько мужеподобны. Широкоплечие, коренастые, с хорошо развитой мускулатурой на руках, это я увидела, благодаря местной одежде — платья были преимущественно с коротким рукавом. Однако своим мужчинам они нравились именно такими, а насчет меня пошутили:

— Ашетай, как цветок. Если обнимешь, бойся помять.

А одна из женщин полюбопытствовала, владею ли я каким-нибудь оружием, и я ответила без лишней скромности:

— Мое оружие — это слово.

Дружный смех показал отношение к моему ответу, а та же женщина отмахнулась:

— Кто же с языком на зверя идет?

— Человек бывает опасней любого хищника, — возразила я. — Но не всегда в борьбе с ним нужен клинок или стрела, порой хватает слова, и оно будет действенней любого оружия. Битвы выигрывают не только на поле брани, но и за столом переговоров.

— Но зверя за стол не посадишь, — не сдалась женщина.

— Однако встречу с ним можно избежать, — парировала я.

— Если идешь на охоту… — начала моя собеседница, но ее прервал Балчут:

— У тагайни женщины не ходят на охоту.

— Но среди ягиров женщины есть, — справедливости ради заметила я.

— Злобные, как рырхи зимой, — усмехнулся Балчут.

Я пожала плечами. Женщины-ягиры, которых я знала, мало чем отличались от мужчин. Они были также спокойны и уравновешены, также немногословны, но и также приветливы со мной. Так вышло, что женщины меня ни разу не сопровождали, но на охране дома стояли. Я ни разу не заметила ни неприязненного взгляда, ни желания уйти при моем приближении. Так что тут я с пагчи была не согласна. Но ведь они говорили о ягирах Налыка, а не о воинах Зеленых земель. Между этим таганом и племенем взаимная ненависть и вечная вражда. А могли бы жить в мире… Я еще не знала, каков из себя незнакомый мне каан, а Сердат понравился, как и его люди.

— Ашетай, ты проснулась?

Повернувшись на голос, я увидела Учгей — жену Балчута. Они приютили меня у себя, не оговорив срока — насколько.

— Живи, — так мне сказал Балчут.

А его жена забрала мою мокрую одежду, как только мы приехали, дала платье дочери, подходившее по размеру, а сейчас стояла, держа в руках вычищенный и просохший костюм. Я улыбнулась женщине:

— Доброго утра, Учгей. Пусть Дурпак не оставит ваш дом своей добротой.

Она улыбнулась в ответ и подала мне мой костюм.

— Пусть и тебе улыбается Тарпык, — сказала Учгей.

— Где я могу умыться? — спросила я, откинув покрывало.

Спала я на полу, как впрочем, и всё семейство Балчута. Их дом чем-то напомнил мне дом моей матери, все помещения были объединены в одно. Где готовили, там и спали. Младшие в гамаках, старшие на полу, на расстеленных подстилках. А сейчас, когда все проснулись, ненужное было убрано. И стоило мне встать со своего спального места, как Учгэй свернула его и ответила на мой вопрос:

— На улице. Увидишь.

— Спасибо, — поблагодарила я и с грустью вспомнила лихур.

Знакомясь с бытом пагчи, я начала по-настоящему ценить устройство жизни в таганах. В этом отношении племена и вправду были дикими. Люди, спасшие и приютившие меня, мне нравились, но отсутствие вещей, привычных и уже не замечаемых из-за их обыденности, удручало. И если у матери я жила в условиях, сведенных до минимума необходимого, то в доме Танияра привыкла и к удобному отхожему месту, и к раковине, к которой когда-то сумели подвести воду из подземной речки, которая поднималась наверх, стоило открыть пробку. И я уже не говорю про лихур с горячей водой. А зеркало? Даже такое, какое было у меня здесь, уже казалось необходимостью и роскошеством! И это вовсе не означает, что я имею в виду что-то вроде «ну, хотя бы такое», а действительно полезную и нужную вещь, которой я пользовалась, не задумываясь, а теперь безумно скучала по ней.

И все-таки не мне было капризничать и жаловаться. Пусть на улице, пусть не скрытая стенами умывальни, но зато и не у илгизитов, а среди лояльно настроенных ко мне людей. Потому я с улыбкой направилась искать место, где я могла освежиться со сна. Впрочем, поиски были недолгими. Рядом с дверью, ведущей в дом, стояла скамейка, а на ней деревянный таз и кувшин с водой. Здесь же висел кусок чистого полотна, чтобы можно было вытереться. Что ж, уже недурно, верно?

Стараясь не вздыхать, я взяла кувшин и склонила его над тазом, чтобы налить в него воды. И как только прозрачная струя полилась в таз, солнце заиграло в ней задорными бликами. Улыбнувшись этому простому чуду, я отставила кувшин и посмотрела на блики теперь уже в тазу. А потом зачерпнула полные пригоршни солнечного света.

Провела по лицу, после зачерпнула еще воды, опять ополоснула лицо, зачерпнула в третий раз и уже поднесла к лицу…