Потом я услышала лязг ключей и отдаленные окрики, и вскоре за мной пришел надзиратель в синей куртке. Он вел меня по тому маршруту, который, как я предположила, был выбран, чтобы не слишком шокировать посетителей. После долгих минут ходьбы до конца коридора он открыл двумя поворотами ключа комнату без окон, освещенную тремя лампами ослепляющего неонового света. Из мебели здесь был только низкий диванчик, покрытый зеленой клеенкой, который стоял посередине комнаты. Как в «Двух Лунах», подумала я, и от этой мысли чуть не расхохоталась, но с трудом сдержала смех.

Внутри Любви (Inside of love), Нада Серф

С Луи я поняла, что означает для меня слово «любовь»: я нежилась в его любви, как в теплом коконе, сплетенном исключительно для меня. И сейчас я должна была попробовать любовь с ним в совершенно другом месте, совсем не похожем на наше надежное убежище.

Я положила на пол колонки от МР3‑плеера, которые мне позволили взять с собой, и снова перелистала плей-лист, еще не решив, какую именно музыку включу в тот момент, когда он войдет. В конечном итоге Луи застал меня врасплох сидящей на корточках в не самой изящной позе, повернувшись к нему спиной. Он тоже выглядел не лучшим образом. На нем были грязные джинсы и старая поношенная футболка. Полагаю, что оставаться элегантным в тюрьме не очень-то просто, да и не очень важно.

Я обняла мужа, не говоря ни слова, и прижала к своей груди, будто пытаясь вытянуть из него весь этот сок тоски, тесноты и несчастья, который заполнял его. Сок тюрьмы.

Я не знаю, от чего я могу тебя спасти —

I don’t know what

I can save you from,

Kings of convenience

– Ты знаешь, кто только что пришел сюда? – спросил он меня, чтобы начать разговор.

– Нет, – шепотом ответила я. – Я?

Он улыбнулся моей догадке.

– Антуана Гобэра тоже посадили в эту тюрьму.

Антуан Гобэр, скандал с галереей Соважа. Тот, кому Луи был обязан своим нахождением здесь. Предохранитель Дэвида, который перегорел одновременно с ним самим в ходе судебного процесса. Гобэр использовал все средства, имеющиеся у него в распоряжении, но в конце концов все-таки и сам оказался за решеткой. Я могла бы спросить Луи, пересекался ли он с ним в столовой, был ли Гобэр более приятным сокамерником или таким же отвратительным человеком, как и на свободе. Я могла бы его спросить, не осужден ли в конце концов Фред и не отправили ли его удивительным образом тоже искупать свою вину в Санте.

Но электронные часы показывали, что нам уже осталось всего лишь пятьдесят шесть минут до того, как охранник вернется за моим мужем. Я сняла свою одежду под его жадным взглядом и осталась так перед ним, стоя босыми ногами на ледяной плитке, дав время, чтобы он насытился. Время, чтобы его глаза прошлись по всему моему алфавиту от А до Я, чтобы после составить слова и фразы, которые ему понравятся.

Пылающий костер, Этьен Дао

Заниматься любовью в камере, зная, что за вами наблюдают… Иметь из всех возможных благ только музыку, которую вас попросят убавить ударами дубинки в железную дверь… Прижиматься друг к другу на кровати, которая не шире, чем полка в вагоне поезда… Заниматься так любовью – это наказание.

Тем не менее мы прочувствовали все с невероятной силой. Вероятно, потому что, дойдя до определенного уровня близости, влюбленным, которые хотят друг друга, удается абстрагироваться от всего, что их окружает. Герметичный непроницаемый кокон защищал нас, и внутри его каждое соприкосновение наших обнаженных тел распаляло нас до предела. Таким образом, мы потратили еще десять минут на то, чтобы сблизить наши тела настолько, чтобы почувствовать, как между нами циркулирует невероятное тепло. Вскоре у нас не осталось иного выбора, кроме как переплавить наши тела в раскаленный металл.

Луи лег на меня, вошел в меня кончиком головки, его проникновение было легким, похожим на поцелуй в лоб. Нам приходилось ограничивать движения и довольствоваться друг другом, не меняя положения, используя как можно меньше жестов. Мы походили на двух лентяев в разгар сиесты. Это был один из тех случаев, когда я больше наслаждалась душой, чем телом. Моя самая обширная эрогенная зона теперь сконцентрировалась где-то в глубине моих мыслей. Ни криков, ни царапин, ни безумств. Только нежное покачивание, сладостный плеск волн и легкая рябь счастья на поверхности спокойной воды, в которой плавали мои мысли.

Эта рана, Лео Ферре.

Нам оставалось не более четверти часа, когда мы неподвижно сидели, приклеившись друг к другу, и молча слушали последние мелодии. Мы давали словам влиться в нас. Я воспользовалась моментом и ласкала его тело: впалые щеки, ямочку, иногда появляющуюся на левой щеке, высокий лоб и все остальное, пока наконец не остановила ладонь на изувеченном колене. Я припала к нему губами, чтобы вторить волнующему голосу певца. Я хотела забыть о той драме, которая чуть не разлучила нас двадцать лет назад.

Я убедила себя в том, что необходимо покончить с этим. Загадка «Ривы» была неразгаданной. Смерть его родителей останется нелепым преступлением, виновник которого так и не найден. Может быть, это Дэвид? Или Аврора? А может быть, кто-то другой, призрак, исчезнувший в мутных волнах? Так ли важно узнать сейчас правду? Неужели мы не могли жить без этого ответа? Наша любовь, наш успех, «les Hotelles», возрожденные из пепла, Соня и Франсуа вместе – разве всего этого нам не было достаточно для счастья, недостаточно, чтобы затянулись наши последние раны?

Неужели рана так никогда и не заживет?

Вы готовы, что вам разобьют сердце, Ллойд Коул

Are you ready to be heartbroken, Lloyd Cole

Нет, я не была готова оставить Луи, не так быстро, не сейчас, но когда рука надсмотрщика легла на его плечо, он не придумал ничего другого, кроме как прошептать мне на ухо:

– Не будем этого повторять, да? Не здесь…

Я кивнула, хотя и знала, что снова подам прошение на свидание. Он шел по коридору грязно-желтого цвета, и часть меня, моей кожи и моих запахов уходили вместе с ним, этих тайных пассажиров не удалось бы высадить ни одному охраннику.

Прекрасный день, Лу Рид

Perfect day, Lou Reed

Ужасный день. Едва я, с совершенно пустой головой, вышла из тюрьмы Санте, бесцельно бредя по пустынным тротуарам бульвара Араго, чувствуя до сих пор на себе аромат Луи, я получила эсэмэс от Жана-Марка Зерки.

«Просьба об условно-досрочном освобождении отклонена. Сожалею. Я знаю, что вы должны видеться с Луи сегодня. Буду благодарен, если вы ничего ему не скажете. Я сделаю это в течение дня… или завтра».

Да. Завтра. Мне казалось, что завтра будет лучше. Словно плохая новость станет менее печальной. Итак, Луи отбудет свое наказание до конца, полные тридцать месяцев, или девятьсот десять дней, в этой крысиной дыре. Наказание, которое похоже на взятие заложника в варварской далекой стране.