– Подождите немного, – сказала я в скособоченный микрофон. – В данный момент меня дубасят.

Осторожно втащила ногу на ступени. Подняла глаза.

Чук прыгнул сверху. Одним махом преодолел расстояние, которое я прокатилась, и приземлился, едва не отдавив мне пальцы. Никак мечтает отомстить за сломанный нос.

Я отпрянула назад, правда, заторможено, неуверенно держа голову. Но что тут удивляться! После таких кульбитов следует неделю отлеживаться! А мне еще нужно попасть вон в тот треугольник-дверь, что находится на вершине лестницы. Путь туда загораживает разъяренный латинос, не собиравшийся внимать моим доводам.

Чук вытащил откуда-то серьезного вида автоматический пистолет. В его глазах блестела врожденная сумасшедшинка.

Прицелился…

Я бросилась на руку циркача. Обхватила кулак, в котором пряталась рукоять, и толкнула вверх, отводя от себя.

Длинная очередь протрещала над головой.

Чук надавил на спусковой крючок. Возможно, собирался отправить пригоршню пуль в надоедливую девчонку, которая везде сует нос. Но я помешала. Пули ушли в светлеющее небо.

Впрочем, нет. Ах, черт возьми!..

Очередь попала в днище вертолета, что висел над нами. Пули прошили легкий, не защищенный броней фюзеляж.

Лопасти сделали круг, показавшийся мне медленным и ленивым.

Бензобак вертолета оглушительно взорвался.

Горбатый геликоптер вздрогнул. Сделал неуверенный полуоборот.

Даже с расстояния в двадцать метров до нас донесся жар раскаленного взрывом воздуха. Башню и лестницу, на которой мы с Чуком балансировали над пропастью, завалил град обломков. По колену ударил приличных размеров болт. Расплавленная металлическая крошка впилась в шею, я выдернула ее, извиваясь от боли. В запястье Чука угодил вращавшийся словно бумеранг раскаленный кусок трубы.

Латинос вскрикнул и разжал пальцы.

Автоматический пистолет грохнулся на ступени, уже собрался соскочить в пропасть, но Чук проворно наступил на него ботинком.

В днище вертолета зияла дыра, из которой вырывалось пламя и облизывало фюзеляж. Я поймала себя на мысли, что больше не слышу гудения вращающегося ротора. Только хлесткие удары лопастей по воздуху.

Вертолет вдруг опрокинулся набок. Словно устал держаться в воздухе. И резко рухнул вниз.

Пространство вокруг исполинской Башни прорезал рев, более подобающий подстреленному мастодонту. Вертолет падал в пропасть. Без каких-либо надежд.

– Мы устали от тебя, Скалолазка! – произнес Чук, когда я отпрянула к стене.

Покореженный фюзеляж полыхавшего «Ирокеза» пролетел от нас в считанных метрах. Пламя лизнуло лестницу. Одна из лопастей плашмя со звоном ударила по ступеням и соскользнула вниз.

– Мы устали, – повторил Чук. – От тебя – сплошные разрушения.

Тугой пронзительный удар ребром ладони по селезенке парализовал левый бок и вышиб слезу. Удивительно эффективно! Где бы так научиться?..

Я ткнулась лбом в грудь Чука, но он оттолкнул меня. Из динамика в ухе донеслось неловкое:

– Алена, чем я могу помочь вам?

– Беспредельным сочувствием! – прокряхтела я в ответ археологу и осела на ступеньку.

Чук убрал ногу с автоматического пистолета.

– Никогда… – начал он, подняв указательный палец.

Собирался, наверное, сказать, что я никогда больше, не смогу перечить ЦРУ или что-то в этом роде. Да, собирался сказать, а потом подобрать пистолет и завершить фразу выстрелом. Но не успел.

Вдруг он вздрогнул. Глаза сверкнули от удивления.

Мощным рывком его выдернуло с лестницы в пустоту. В пропасть, глубина которой – верных две тысячи метров от уровня моря!

К поясу братца была привязана веревка, по которой он спускался. Ее другой конец тащил падавший вниз вертолет… Да-да, братец Чук, память тебя не подводит. Ты в самом деле отвязал ее, когда спустился ко мне. Но не нужно было отвлекаться! Узлы я вяжу проворно и крепко.

На то и Скалолазка!

Надсадный крик Чука удалялся.

Я мельком глянула вниз. Виднелся только уходивший в темноту огненный след…

Сжав губы, посмотрела на вершину лестницы, затем наклонилась и подобрала автоматический пистолет.

– Доктор, вы слышите меня?

– Алена! – встрепенулся Эрикссон. – С вами все в порядке?

– Нет. – Взбежав по ступеням, я остановилась перед огромным треугольником. «Всевидящее око» ожидающе взирало на тощую девчонку, что стояла перед ним. – Мне требуется психиатр. Потому что я отправляюсь внутрь.

Оглядываться на солнце бессмысленно. И без него знаю, что скала исчезнет в любой момент.

Вздернув ствол пистолета, я решительно шагнула в треугольник, обозначенный на черной стене. И он, словно изголодавшийся людоед, жадно втянул меня внутрь. Свет исчез из глаз.

Я очутилась в огромном чудном зале. Будто этаж цилиндрического небоскреба, в котором нет ни единой колонны и перегородки. Потолок – гигантская круглая плита – висел над головой, прямо передо мной открывался не затененный окнами вид на бескрайнее море.

С наружной лестницы в этот зал я переместилась, сделав один шаг. Но я думаю… нет, почти уверена, что зал находится далеко от места, где я вошла в треугольник. Возможно, зал располагается в центре Башни. А треугольник с глазом – переход. Портал для мгновенного перемещения на сотни метров. Еще одно прелюдийское изобретение. Уверена: таких порталов несколько на наружной поверхности. Они оборудованы в разных частях Башни, чтобы можно было из любой точки перенестись сюда.

Гека нигде не было.

Держа автоматический пистолет поднятым, я побежала в центр зала. Туда, где возвышалось темное сооружение, – странное и непонятное на первый взгляд.

– Марк, вы слышите меня?

– Затаив дыхание.

– Я в огромном зале, – поведала я шепотом. – Подозреваю, что это прелюдийская постройка. Он пуст, но в центре массивные конструкции. Они стоят кругом. Что-то вроде Стоунхенджа, только меньше размерами. Закрывают что-то, иду туда…

Я вошла в проем между двумя гигантскими дутыми корпусами, выполненными в форме лепестков лилии. Глянула на них изнутри и поняла, что это шкафы. Огромные и необычные шкафы, наполненные книгами. Да-да, книгами! Альбомных размеров тома. Почти как человеческие, если бы не бросалось в глаза переливающееся тиснение санскрита на толстых корешках.

В центре Стоунхенджа из книжных шкафов скрывалось нечто ужасное. Я ощутила отвращение, подобное тому, что пережила в темном фургоне на улице Верхний Холборн в Лондоне.

Взору открылись три кресла с высокими спинками. Вырезанные из тисового дерева, простые и строгие. В горле встал комок, когда я увидела то, что находилось между ними на жемчужной глазури пола, которой за века не коснулась даже пыль.