Аня вышла из ванной, когда разговор вроде как был окончен.

— Едем? — не ответила, просто кивнула Корнею. Посмотрела на бабушку долго, потом на него…

Возможно, хотела что-то сказать, но смолчала.

* * *

Вся веселость, сочившаяся из Ани во время обеда, будто бы испарилась по дороге от Зинаиды домой. В машине они практически не разговаривали. Оказавшись в квартире, Аня занялась подготовкой к парам, Корней проверял почту. Сидели рядом на диване, но совершенно автономно. Поужинали тоже практически в тишине. От Ани не исходило раздражение — его Высоцкий почувствовал бы, но и нормой ее состояние назвать было нельзя.

Вот только давить — не выход. Поэтому Корней ждал. Когда сама соберется и что-то объяснит. Надеялся, это произойдет быстро. Прогадал.

Аня терпела до ночи. Вероятно, и спать собиралась ложиться с невысказанным. Опять. Будто забыла, чем это для них заканчивается.

Первой сходила в душ. Когда Корней пошел следом, буркнула, что немного разберет вещи в готовой уже гардеробной. У Высоцкого все было быстро и четко. Квартира в развалинах неделю… И все выглядит так, будто к спальне всегда примыкала небольшая дополнительная комната с его и ее вещами…

Там — в гардеробной — вышедший из ванной Корней Аню и застал.

Она довольно порывисто, зло даже, перебирала вешалки со своими вещами, глядя не на них, а сквозь.

Корней уперся плечом о косяк, несколько минут просто смотрел, ожидая, что она хотя бы заметит… Но нет. Злится там себе что-то… Думает… Крутит…

— Спать идешь? — вздрогнула, услышав вопрос. Посмотрела, нахмурилась сильней… Мотнула головой, возвращаясь к вешалкам.

— Закончить хочу. Ложись.

Спроси Корней, что закончить-то, только покраснела бы, не найдясь в ответе, но он… Тоже ведь учился. Пытался, во всяком случае. Быть мудрым. Терпеливым. Предугадывать.

— Давай вдвоем, Ань. Не дури.

Корней сказал, не испытывая раздражения из-за необходимости идти навстречу. Просто потому, что ей сейчас очевидно нужна его рука.

Которую он протягивает, ждет…

Видит, что Аня смотрит на его ладонь, сглатывает, отпускает вешалки, поднимает взгляд в лицо… Закусывает губу, сомневается все же…

— О чем вы говорили с бабушкой, Корней? — но находит в себе силы. Спрашивает. Наверное, ждет, что он усмехнется. Вот только Корней остается серьезным.

Конечно, она что-то услышала. Конечно, тут же накрутила себя. Да и даже если не накручивала бы — все равно по-нормальному не восприняла бы. Слишком… В этом до сих пор мечтательница. Сложноизлечимая.

— О твоей матери, — поэтому отвечать надо честно. Говорить спокойно. Готовиться к тому, что дальше будет нерационально…

— Почему бабушка говорит с тобой о моей матери? Почему вы… Дождались, пока я уйду…

— Потому что нам есть, что обсудить, Аня. Ты же этого хотела, правда? Чтобы мы нашли точки соприкосновения. Мы нашли…

— Не такие, Корней! — Аня повысила голос почти сразу. Значит, задело сильно. — Я не хочу, чтобы ты за моей спиной…

— Ты была в ванной, мы не прятались.

— Но я же понимаю, Корней! Это не случайность. Вы… Вы решили, что надо без «лишних ушей». Моих! Понимаешь?

— Не совсем, Аня. Внятно давай.

Корней сказал вполне мягко, но Аня все равно поморщилась. Обожала его «внятно», тут без сомнений.

— О чем вы говорили? — собралась, спросила, снова глядя на Корнея. Не стушевалась под его долгим и пристальным взглядом. Даже подбородок чуть вздернула, как бы приободряясь…

— Мы говорили обо всяком, Аня. Касающемся нас с…

— Да нет же, Корней! — и снова Аня сказала громче, чем стоило. Сама поняла это, выдохнула… — Нет, Корней. Нет… Ты осознаешь, как это звучит? Я снова, как корова… Понимаешь? Вы с ба — два взрослых человека. А я… Ребенок. Но это же не так. Ты живешь со мной. Мы… Не семья, но… Почти семья. Ты должен… — Аня сказала… Сама испугалась, кажется, но на попятные не пошла. — Ты должен уважать меня. Ты должен относиться, как к равной. Ты не можешь… За моей спиной… Что-то говорить о том, что… Что настолько меня касается, понимаешь?

Если начинала Аня вполне бойко, то закончила, заглядывая в глаза уже откровенно с просьбой. Не заставляй меня быть жесткой. Не заставляй меня отстаивать. Не заставляй меня… Злиться. Чувствовать неправильность. Обиду. Растерянность…

И если жизненный опыт и принципы подсказывали Корнею, что на эти просьбы стоит забить, то опыт с ней…

Заставил прикрыть на секунду глаза, выдохнуть, сначала потянуться рукой, которая так и была все это время выставлена в пригласительном жесте, к лицу, провести по бровям…

— Что ты хочешь, чтобы я пообещал, Ань? Что буду отпрыгивать, если кто-то вдруг захочет заговорить со мной о твоей матери? Или уши затыкать, чтобы не дай бог…

— Не утрируй, Корней. Я хочу просто, чтобы… — Аня снова сделала паузу, опустила взгляд, потом подняла его. Смогла снова посмотреть серьезно, сказать так же: — Давай это будет мое дело. Куда ты не лезешь.

И вернуть слова, произнесенные однажды утром на кухне.

— А если нет, Ань? Если я не согласен? — Корней спросил, склонив голову. Не чтобы надавить, просто… Для понимания, как она все себе видит.

— Тогда ты лицемеришь. И требуешь от меня то, что не готов делать сам. Корней, я… Ты же не думаешь, правда, что мне так просто глотать обиду, тревогу, сомнения, когда ты говоришь… Что "мне приснилось"? Когда ты не объясняешь, почему злишься, почему волнуешься, что не так? Подумай, что ты сделал бы, уйди я куда-то утром, а вернись с разбитыми руками… Ты бы смирился?

— Я — мужчина, Аня.

— А я женщина. И это не делает меня автоматически смиренной. Но если я смиряюсь, то я хочу, чтобы ты это понимал. И ценил. Я почти во всем иду на уступки, Корней. Почти во всем готова идти. По жизни. Тебе. Из уважения. Из любви. Из доверия. Все будет так, как скажешь ты. Я понимаю это. Я это принимаю. Мне это… Нравится. Мне кажется, в этом мне безумно повезло с тобой. Мне хочется быть ведомой тобой. Но пожалуйста… Не лезь сюда. Не трогай… Мою м-мать. Какой бы она ни была. Не позволяй себе… Я слышала… Прости. Возможно, ты сто раз прав, но я не могу слышать такое от тебя. Понимаешь? Мне больно. Пожалуйста…

Она говорила искренне. Она говорила спокойно. Она говорила не то, что Корней хотел бы слышать от нее, но…

Он смотрел на Аню несколько долгих секунд, после чего снова протянул руку. Дождался, пока она вложит свои пальцы, потянул…

Аня делала шаги медленно, даже пятками пола не касалась, кажется. Будто кралась, пружиня на своей волшебной воздушной подушке. Когда оказалась совсем близко, обняла его за шею, прильнула, вжалась носом в нее же, немного дрожала… Ей было некомфортно… Она по-прежнему трусиха… Но учится. В частности, отстаивать свои границы. Ведь даже ей они нужны.