— Сожаления достоин молодой человек, — вместо Крылова ответил Давид Иероним. — Каким-то загадочным образом он стал жертвой старой развратницы. Фу, даже произнести-то это неприятно…

— Не пытайтесь сделать из мерзавца ангела, — граф посмотрел на фон Гомберга с настоящей, хищной, звериной ненавистью. — Все объясняется просто — он знал, что у меня есть деньги, и подбил эту женщину обокрасть меня. После чего они понеслись по всей Европе в надежде найти уголок, где бы я до них не дотянулся. Я послал за ними замечательного человека — судьба его вам известна. Это несчастный фон Бохум… он не нашел лучшего способа для знакомства, как втереться в картежную академию…

— А деньги эти — случайно не приданое вашей супруги? — поинтересовался Паррот.

— У нее не было ни гроша!

— И вы женились из чистого милосердия? — Паррот был неумолим. — Вот уж не думал, что окажусь в компании двух великомучеников. Крылов, придите в себя. Вы что, настолько боитесь вида крови?

— Да, — краснея, произнес Маликульмульк. — Но тут дело не в милосердии, а в бриллиантах. У графини де Гаше есть какие-то бриллианты, за которыми идет охота.

— Стало быть, она отыскала клад Калиостро? Продолжайте!

— Мне рассказал это фон Гомберг… по-русски… Он русский, понимаете, и мы беседовали по-русски, а господин граф пытался подслушать, ничего не понял и вообразил, будто фон Гомберг вот-вот раскроет мне какую-то тайну, связанную с графиней…

— Я не подслушивал! — возмутился граф.

— Не мешайте, — одернул его Паррот. — Отсюда очень недалеко до полицейской части. И сотни шагов не будет.

— Не более полутора сотен, — поправил Маликульмульк.

— Мея тоже не худо бы отыскать и сдать в полицию, — предложил Гриндель. — Пока он далеко не убежал. Ведь, насколько я знаю, до сих пор не найдены свидетели смерти фон Бохума, сбежавшие из «Иерусалима».

— Всему свое время. Итак, история вашей женитьбы, граф. Чует мое сердце естествоиспытателя, что в нем-то и кроется разгадка всех этих странных и отвратительных событий, — сказал Паррот. — Откуда вы узнали, что у вашей будущей супруги есть бриллианты? Да еще в таком количестве, что стали представлять для нее опасность?

— Она сама сказала, — наконец признался граф.

— Вы подозревали, что это клад Калиостро, образовавшийся незадолго до того, как шарлатана посадили в Бастилию по делу об ожерелье королевы?

— Она говорила, что несколько лет назад встречалась с Калиостро, и разве я мог знать?..

— Могли! Иначе не лгали бы господину Крылову, что ваша драгоценная супруга встречалась с графом лишь раз в жизни в какой-то светской гостиной. Меж тем она достаточно знала этого проходимца, чтобы госпожа де Витте, помнившая его по его митавским проказам, подтвердила — знакомство было довольно близкое.

Маликульмульк представил, что с тем же азартом Паррот проводит свои загадочные опыты, и невольно улыбнулся: он знал эту власть замысла над плотью и духом…

— Я не лгал, я сам был обманут!

— Вы оправдываетесь, это похвально. Значит, очень скоро скажете правду, — заявил неумолимый Паррот. — Итак, для чего этой женщине, владелице клада Калиостро, вдруг пришло в голову стать вашей женой? Именно вашей?

— Она хотела стать графиней де Гаше. Мой род древен, мои предки известны со времени Крестовых походов…

— Ну, это само собой. Но я не думаю, что все так просто: небогатая и не родовитая дворяночка с бриллиантами Калиостро выходит замуж за отпрыска древнего рода. Обычно в таких случаях отпрыску хоть что-то достается… ваш кошелек тогда был пуст?

— Нет!

— Да. Но… Крылов, вы не помните, где они поженились?

— В Брюсселе, — сразу ответил Маликульмульк, наслаждавшийся этой комедией, как зритель в ложе. — И, если мне не изменяет память, в одна тысяча семьсот девяносто четвертом году от Рождества Христова…

— Благодарю. Но в одна тысяча семьсот девяносто четвертом году от Рождества Христова в Брюсселе, я полагаю, было полно и баронов, и маркизов, и графов, чья собственность осталась во Франции, то есть — нищих баронов, маркизов и графов. Отчего именно вы? Обратите внимание, Давид Иероним, как изменилась постановка вопроса: не «отчего граф выбрал графиню», а «отчего графиня выбрала графа». В следующей серии опытов нам очень пригодится прием выворачивания вопроса наизнанку и…

— Тише! — воскликнул Давид Иероним. — Он, кажется, опять приходит в себя! Нужно успеть дать ему микстуру с железом!

— Сидеть и не двигаться! — приказал Паррот графу де Гаше. — Если вы хоть что-то сделаете этому несчастному, через пять минут будете объясняться с полицейскими.

— В чем же вы можете меня обвинить?

— Да в чем угодно! В том, что вы себя выдаете за графа де Гаше, которого я, допустим, встречал в Нормандии, где смолоду два года служил домашним учителем в семействе графа д’Эриси. Вам будет мудрено доказать свою правоту. И эти господа подтвердят, что вы пытались заколоть господина фон Гомберга.

— Но послушайте!..

— Вы, наверно, плохо понимаете свое положение. Речь идет о двух отравлениях, а доказать, что вы пытались выслеживать фон Гомберга на Родниковой, несложно. И когда вы на самом деле объявились в Риге — неведомо. Может статься, вы поселились в форштадте незадолго до смерти фон Бохума. А у нас есть еще смерть горничной госпожи Дивовой, с расследованием которой полицейские сыщики зашли в тупик. А поскольку эта горничная служила посредницей между графиней де Гаше и своей госпожой, она могла знать что-то такое, что несовместимо с ее дальнейшим существованием… Уж не проведала ли она про бриллианты?

Маликульмульк чуть было не брякнул, что к смерти Маврушки граф точно не имеет отношения — ведь он не знал, где поселился Иоганн Мей, скрывавший у себя дивовского Никишку и, возможно, после смерти фон Бохума на несколько дней приютивший графиню. Но у него хватило ума промолчать.

— Я знать не знаю никакой горничной! — воскликнул граф.

— А скажите, как звали вашу супругу в девичестве?

Этот неожиданный вопрос сильно смутил графа де Гаше. Он опустил глаза.

— Молчите… — вдруг произнес по-французски фон Гомберг.

Все уставились на него с ужасом.

— Молчите, молчите… — твердил он. И опять потерял сознание.

— Похоже, разгадка этого дела — в настоящем имени графини, — сказал Паррот. — Хотел бы я знать, куда она подевалась вместе с госпожой Дивовой и изготовленной вами подорожной… Явиться и назвать ее по имени — что может быть забавнее?

Маликульмульк, к которому это адресовалось, только вздохнул. И вдруг страшная мысль явилась ему, даже не в словах, а картинкой: искаженное лицо Мартышки и падающий из ее рук золотистый бокал…

— Где бы она ни была — где-то поблизости Мей и лакей покойного Дивова! — воскликнул он. — А это значит, что они обе в опасности — и графиня, и госпожа Дивова. Паррот, подумайте, Мей начал убивать тех, кто что-то знал о графине! Может же быть такое, что Маврушку убили по его приказу? Отравлена девушка, которая после бедной горничной посредничала между этими дамами! Отравлен этот господин! Вы представьте, что Мей догадался, где графиня прячет бриллианты! Тогда ему остается только заманить бедных женщин в уединенное место и прикончить!