Я увлекаю Флага за собой, к цитадели, петляя между мазанками и глинобитными сараюшками. Левое мое плечо прикрывает клинообразный кавалерийский пелта. Это, конечно, не громоздкий пехотный щит, но он сделан из дуба, обтянут бычьей кожей и обит бронзой, так что его тоже не прошибешь с кондачка. К тому же пелта очень удобен. Отбросив его на ремне назад, можно надежно прикрыть себе спину, а перекинув вперед, защитить грудь. В таком положении всадник способен отражать копейные или сабельные удары, одновременно управляя конем, ибо поводья намотаны на кулак его левой руки.

И вот теперь под этим щитом я прячу свое бездыханное чадо.

Как долго мы тащимся через трущобы? Не знаю. Мы пересекаем улицы и ныряем в проулки. Иногда перебираемся через заборы или рогатки, порой вынужденно отклоняемся от прямого пути, но в конченом счете продолжаем подъем. Что тянет меня наверх? Тоже не знаю. Может быть, просто инстинкт.

Неожиданно все вокруг накрывает гигантская тень. Солнце закатывается за крепость, и тут же вечернюю тишину разрывают ликующие громовые вопли. Мы слышим бой барабанов с цимбалами, рев труб и рогов. Это шум свадебного торжества. В небо взмывают пять сотен воздушных змеев — я вижу, как они мечутся, возносясь над лабиринтами городских улиц. Флаг, тяжело дыша, хватает меня за плечо. Не для того, чтобы что-то сказать. Предельно измотанный, он просто ищет опору.

Мы приваливаемся к глинобитной стене и медленно оползаем на землю. Флаг пытается высвободиться, однако улочка слишком узка. Наши ноги сплетаются, но разобрать, где чья, мы не можем. У нас на это совершенно нет сил.

Но я в своем уме и не утратил способности мыслить.

Мне вдруг открывается то, чего я не понимал.

Я наконец сознаю фатальную неизбежность случившегося, о какой всегда знала Шинар. События с самого момента вторжения македонской армии в Афганистан разворачивались по предначертанному сценарию. И все участники этого действа — от База, Аша и Дженин до меня, Флага и Шинар — располагали при этом не большей свободой, чем планеты, вершащие по небу свои дневные и месячные круги.

Над Бактрой плавают свадебные змеи. Они купаются в лучах солнца, мы скрыты в тени. Я гляжу на Флага. Сползая наземь, он подмял кособокий плетень, отгораживающий боковой проулок. Щенок и голый карапуз — ему с годик, не больше — возятся там в дорожной пыли. Выглянувшая из дома молодая мать замечает нас с Флагом, испуганно подхватывает малыша и мгновенно скрывается из виду. И тут я слышу хлопанье множества крыльев.

Голуби.

Белые голуби.

Освещенные закатным солнцем, они сверкающей россыпью драгоценных камней поднимаются в небо, знаменуя союз Александра с Роксаной.

Война окончена.

К числу самых грустных солдатских занятий относится сортировка невостребованного имущества павших друзей. Ну а когда речь идет о вещах, принадлежавших дорогой тебе женщине или ребенку, на душе делается еще горше.

В конце концов, от Шинар мне досталось немногое. Ее туфли (драные пашин, в которых она перебиралась через Гиндукуш) да письмо, посланное мне из Бактрии. Оно написано рыночным грамотеем, чей греческий был куда хуже, чем ее собственный.

Вот это письмо.

Конечно, я найду другую женщину, если останусь жив. И сама память о Шинар во мне, вероятно, истает. В чем я, однако, отнюдь не уверен. Шинар не из тех, кого можно забыть. Она была лучше меня, отважнее и несравненно мудрее. А виноват во всем только я. Ведь именно моя глупость привела нас к финалу, который она предвидела и которого так не хотела, в то время как я в своей слепоте с ослиным упрямством тянул ее навстречу року.

Что же до брата Шинар, то я не могу его ненавидеть. Я не могу проклясть даже тот суровый обычай, что повелел ему расправиться с ней. Нас было трое, а в этой державе еще тридцать миллионов таких же, как мы. И покажите мне хотя бы кого-то из этакой прорвы народу, по чьему сердцу безжалостной бороной не прошлась бы война.

Весной, на торжественном построении перед индийским походом, нашему отряду случилось промаршировать мимо варварской конницы, которая оставалась в Афганистане, чтобы под знаменами Александра хранить и оберегать этот край. Там был и эскадрон сородичей Шинар с Базом. Я узнал лица, я видел их на джирге. Так вот, значит, чего мы тут добились? Какого же памятника заслуживает столь выдающееся военное достижение? Те же самые люди под началом тех же самых вождей в тех же самых местах и с теми же целями несут ту же самую службу, только за это им Македония теперь платит деньги!

Снежинку, мою замечательную кобылку, я продал. Что-то у нас перестало с ней клеиться.

Да и насчет отставки я передумал. Решил тянуть дальше армейскую лямку. Завербовался еще на два срока. Опять в пехоту. Почему нет, раз берут с повышением? Нынче я в том же ранге, в каком был Флаг.

А вот мой старый друг и наставник свое прошение не отозвал. Говорит, стосковался по дому. И теперь учить уму-разуму недотеп из нового пополнения приходится мне. Они неуклюжие и глупые, как кутята, и я гоняю их почем зря, вышибая из них весь этот щенячий дух. Иначе нельзя, если хочешь, чтоб сопляки были живы.

Зато со Стефаном мы по-прежнему вместе. Можно сказать, зацепились за один гвоздь. Уж больно ему охота повидать Индию. Он теперь вышел в старшие командиры и богат, как старомакедонский князек, хотя все свои сокровища отсылает домой, а себе оставляет ровно столько, чтобы не беспокоиться о хорошем оружии и доспехах. Его послушать, так ничего больше воину и не нужно.

Наступает последнее утро. Мы, Флаг и я, прощаемся в Долине Скорби.

Он лезет в мою котомку, роется там, выуживает старую шапку Толло, ту самую, с парой кабаньих клыков, и нахлобучивает ее мне на башку.

— Ну вот, совсем другое дело. Так-то оно лучше.

Рядом со мной стоит Гилла. Ее и маленького Луку я принял под свое покровительство. Чтобы парень не рос без мужчины. И вообще он теперь мне вместо сына.

— Солдатом будет, а? — спрашивает Флаг.

Мы ржем. Ясное дело, что бы я сейчас ни сказал, кем же ему еще быть?

В то же утро, но несколько раньше, у меня состоялась еще одна встреча.

Я встал с рассветом и пошел по сумеркам проверять, как формируется вьючный обоз. Гляжу, вдоль колонны галопом скачет Филипп. Он тоже отправляется в Индию, но со штабными частями. Весь такой деловой, озабоченный, однако снисходит до младшего брата. Останавливается, спешивается, осматривает мое снаряжение.