Дальше: «Посмотрим еще, где будет он и где окажетесь вы через 10–20 лет». Двадцать лет назад Александр Исаевич пребывал на своем ранчо в США, катил «Красное колесо». И десять лет назад пребывал все еще там же, в штате Вермонт на ранчо, обтягивал свое «Колесико». А теперь прошло уже 35 лет. Имея в запасе на всякий пожарный случай поместье в заморском штате, ныне он обитает на роскошно перестроенной даче Кагановича в Троице-Лыкове под Москвой и, сохраняя резвость духа, сочинил там еще несколько трудов, в частности нетленку под названием «Лет двести и все вместе». По поводу этого нового труда ввязался в рукопашную схватку с Марком Дейчем. Дожил, докатился… От борьбы против великого Сталина, против русской сверхдержавы до потасовки с евреем Дейчем, который ведь не мог ничего другого, как только во взаимном клинче измазать соплями.

Ну, а те, кто «вешал ярлыки», в большинстве своем, увы, ушли туда, откуда нет возврата. Но ради исторического интереса можно кое-какие ярлычки напомнить.

Если начать с ушедших, то вот что писали, например, те, кого мы проводили в последний путь не так давно или совсем недавно — Сергей Залыгин и Анатолий Ананьев, Василь Быков и Расул Гамзатов: «Поведение таких людей, как Сахаров и Солженицын, клевещущих на наш государственный и общественный строй, пытающихся породить недоверие к миролюбивой политике Советского государства и призывающих Запад продолжать политику «холодной войны», не может вызвать никаких других чувств, кроме глубокого презрения и осуждения».

Отдельно о втором из отщепенцев Гамзатов сказал еще так: «За раздраженностью Солженицына кроются злоба и ненависть, в литературу он пришел с давней наследственной враждой к нашему обществу, к строю, народу, государству».

Украинец Олесь Гончар: «Солженицын принял роль поставщика злобной клеветы на свою родину. Дойти до того, чтобы обелять власовцев, возводить поклеп на революцию, на героев Отечественной войны, на самоотверженную борьбу советского народа, оскорблять память павших — это ли не верх кощунства и цинизма?»

Белорус Петрусь Бровка: «Теперь уже ясно, он не заблуждается, он никогда не любил ничего нашего, он злейший враг издавна, он предатель».

Грузин Ираклий Абашидзе (однофамилец цитированного Григола): «Мало я видел таких наглецов, как Солженицын. Нет, большое терпение у нашего правительства, что терпит такого негодяя! После того, как видел его несколько раз на секретариате, я убедился, что это мерзавец».

Владимир Максимов вспоминал о торжестве в Доме литераторов по случаю 75-летия пророка: «Я поразился: Солженицына воспевали Бурбулис и Александр Яковлев, Григорий Померанц и Валентин Оскоцкий, Владимир Лукин и Александр Минкин… Не дав мне слова, меня сразу же облил грязью бывший идеолог марксизма Юрий Карякин… Мне стало страшно… Все их юбилейное сборище было омерзительно… Мы не простим Солженицыну аплодисментов над трупами тысяч расстрелянных русских патриотов и ждем его извинений за поразившее всех одобрение ельцинской кровавой клики…» («Завтра», № 21, 1994).

Таких высказываний уже ушедших писателей разных советских республик и разных национальностей можно привести еще много, но мы опять не обойдем и ныне, слава богу, здравствующих.

Сергей Михалков: «Солженицын — человек, переполненный яростью и злобой, пренебрежением и высокомерием к своим соотечественникам». Опять же прежде всего — к русским.

Владимир Карпов: «Да, были предатели на войне. Их толкали на черное дело трусость, ничтожность душонки. Но есть предатели и в мирное время — это вы, Сахаров и Солженицын! Сегодня вы стреляете в спину соотечественникам».

Михаил Алексеев: «Оскорблена совесть миллионов… Брошен поганый плевок и в живых, и на священные могилы тех, кто спас мир… А жирный же кусок, заработанный низким предательством, рано или поздно встанет у него поперек горла».

Чингиз Айтматов: «Если мы хотим по-настоящему выступать на мировой арене, то давайте следовать пути Горького и Маяковского, а не Пастернака и Солженицына».

Давид Кугультинов: «Герострат был, Солженицын есть. Но Герострату не платили за поджог храма. Солженицын берет. Однако даже замутненный злобою разум его должен бы понять, что пытающийся вдунуть жизнь в червивую залежь фашизма всегда кончает всенародным презрением».

Валентин Распутин считает Солженицына «победителем и одновременно побежденным. Победителем в борьбе с коммунизмом и побежденным вместе с втоптанной в грязь Россией. В том и другом он принял деятельное участие… Его война против коммунизма перешла в войну против национальной России» («Завтра», № 21, 1994). Александр Рекемчук: «Злобный клеветник…»

Литературовед Петр Николаев: «К истории прикоснулся своими нечистыми руками Солженицын…»

Это все были высказывания и оценки литераторов. Из других приведу только два. Митрополит Крутицкий и Коломенский Серафим: «Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей родине, нашему народу». И наконец, последнее: «Подобных людей никогда не мучил жгучий стыд за подлость и предательство, ибо у них никогда не было чувства родины, гражданского долга перед народом… Миллионы людей не только у нас, но и за пределами СССР с удовлетворением воспримут сообщение о лишении Солженицына советского гражданства и выдворении его из нашей страны». Так писал в «Правде» Герой Советского Союза Василий Бондаренко. Уж не дядя ли нашего Владимира Григорьевича, о котором упоминалось? Но если даже только однофамилец, немедленно кайся за него, Бондаренко: ты же именно к этому призываешь однофамильцев отвратительных для тебя коммунистов. Да, да, все это не ярлыки, а глубокий, всесторонний диагноз.

Если вам, Карякин, этого мало, то возьмите книгу «Слово пробивает себе дорогу», вышедшую в издательстве «Русский путь» в 1998 году. Почти все приведенные выше высказывания о Солженицыне взяты оттуда. Там его высокоинтеллектуальные, по шкале Кублановского, почитатели В. И. Глоцер и Е. Ц. Чуковская (внучка писателя) собрали и дотошно разложили по полочкам необъятное множество этих высказываний в полной уверенности, что они лишь выгодно оттеняют супер-гипер-архигениальность их кумира. Ну еще бы! Никто ж из авторов этих высказываний не дотягивает до интеллектуального уровня Бондаренки — Кублановского — Карякина…

Впрочем, не обошлось без некоторых досадных изъятий. Так, в объемистой книге (500 страниц!) не нашлось места для приведенной выше оценки Шолоховым произведений и самой личности Солженицына: «Поражает какое-то болезненное бесстыдство…» Или вот еще более объемистая книга (620 страниц!) «Кремлевский самосуд», вышедшая еще в 1994 году в издательстве «Родина». Там неутомимые добытчики А. В. Коротков, С. А. Мельчин и А. С. Степанов под руководством В. Н. Денисова сгребли еще больше интересных бумажек, но тоже сумели обойтись без Шолохова.

Как можно было уже видеть, особенно шибко критика пленяет писатель вот чем: «С себя, с себя он начинает покаяние, а потому-то неотразимо убедительным и становится его призыв к покаянию». Да, Солженицын любит порой разодрать на себе рубаху и завопить так, например: «При другом повороте судьбы я мог бы стать правой рукой Берии! Мог бы!..» И — в слезы… Но это слишком абстрактно, гипотетично. А вот в конкретной подлости, в том, допустим, что при допросе оклеветал своих школьных и институтских друзей как антисоветчиков, — в этом ни признаться, ни покаяться он не желает. Мало того, когда оклеветанный им школьный друг Кирилл Симонян пристыдил его уже на свободе за клевету, он с великой досадой воскликнул: «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили!» («Архипелаг», т. 1, с. 144). А история с «Тихим Доном»? Или ее не было, Карякин? Уж после смерти-то Шолохова, после того, как найдена рукопись книги, как можно было хотя бы не признаться в своем гнусном вранье! Куда там… Вот истинное лицо этого праведника-покаянца. Он скорее язык себе отрежет, чем мы услышим от него: «Виноват, православные еще в молодости бес попутал. Всю жизнь врал напропалую, аспид…» И Карякин еще стыдит сограждан за то, что они не следуют призыву уникального лжеца: «Пушкин каялся, Толстой каялся, Чехов… А этим — «не в чем!» А еще стоят со свечкой в храме…» Это о Ельцине и Путине, что ли?