Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За расходование зерна на нужды колхозников до выполнения плана хлебозаготовок летом 1945 г. председатель колхоза им. Нариманова Хайруллов был исключен из членов ВКП(б) и привлечен к уголовной ответственности[1097]. В том же 1946 г. газета «Колхозная стройка» сообщала, что председатель артели «Кызыл-Кеч» Хасянов фактически саботировал хлебосдачу государству, ссылаясь на неурожай. Проверкой было установлено, что в ржаных отходах было спрятано 40,5 центнера чистого хлеба и 15 центнеров не оприходованного, но намолоченного проса[1098]. За данные действия «как антигосударственный преступник» председатель колхоза Хасянов и счетовод Гилязетдинов были осуждены по статье 58 УК РСФСР. Важно отметить, что должностные лица скрывали намолоченное зерно от сдачи государству не для личного обогащения, а для того, чтобы обеспечить зерном колхозников, спасти их от голода. Часть председателей сельскохозяйственных артелей, желая как можно больше зерна оставить в колхозах, умышленно предоставляли ложные сведения об урожайности зерновых культур. Так, уже в 1948 г. председатель колхоза «Социализм» Шенталинского района в районный отдел сельского хозяйства предоставил сведения об урожайности озимой ржи в 11 центнеров с га, а фактически было собрано 12,7, по яровой пшенице урожайность была указана 7 центнеров с га, а было намолочено 9,20 центнера, урожайность овса была определена в 6 центнеров с гектара при фактических показателях 8,7 га[1099].
Часто председатели колхозов после начала уборки зерновых не сразу приступали к сдаче хлеба государству, а оставляли его для нужд сельскохозяйственной артели. Использовали зерно для организации общественного питания колхозников. Так, в 1947 г. председатель сельхозартели «13-й год Октября» И-ов, не приступая к хлебосдаче, первый центнер зерна «смолол на так называемые колхозные нужды». Председатель артели «Красный борец» Ивкин «смолол 60 килограммов зерна для колхоза»[1100]. Из имевшихся 11 центнеров и 60 кг картофеля в колхозе им. Куйбышева в 1946 г. 1,23 центнера было израсходовано на «общественное питание», а 4,61 центнера «актом списаны, как испортившиеся», но использованы также для питания колхозников[1101].
Механизмом приспособления к существующей агрессивной реальности в послевоенной колхозной деревне была и организация правлениями сельскохозяйственных артелей массовых праздников и застолий за счет общественных средств. 30 июня 1948 г. правление колхоза «Пролетарский путь» Хворостянского района приняло решение организовать обед для колхозников «по случаю окончания весеннего сева»[1102]. Председатель колхоза П-ин самолично «распорядился продать одного быка и 3-х овец». Вырученные деньги в сумме 9802 рублей оприходовали, а часть из них в сумме 3600 рублей была затрачена на покупку 28,5 литров водки. В праздновании принимали участие все колхозники.
Восстановление подорванной войной экономики СССР требовало колоссальных финансовых сред, которые советское государство не могло получить из внешних источников. В очередной раз для финансового обеспечения промышленного развития и восстановления разрушенных военной агрессией городов советское правительство использует механизмы внутреннего государственного займа. Как известно, участие сельского населения СССР в подписке на займы определялось не патриотическим настроем крестьян и уровнем поддержки государственного режима, а «системным и целенаправленным принуждением со стороны партийно-государственного аппарата»[1103]. Крестьяне, помимо обязательств по сдаче государству сельскохозяйственной продукции со своих личных подсобных хозяйств и денежного налога, обязаны были приобретать облигации государственного займа. Для каждого сельского района устанавливалась обязательная сумма подписки, которую исполнительные органы сельских администраций должны были собрать любой ценой. Семьи колхозников, которые в послевоенном СССР и так находились в тяжелых материальных условиях, не всегда могли обеспечить свое участие в подписке на государственные долговые обязательства. Для облегчения финансового положения колхозников некоторые председатели сельскохозяйственных артелей, нарушая нормы действующего советского законодательства, расходовали общественные средства на заем по личной подписке колхозников. Так, выездная проверка уполномоченного Совета по делам колхозов при правительстве СССР по Куйбышевской области установила, что в колхозах Больше-Черниговского района «из года в год в расходуется большое количество общественных средств, скота, хлеба и других продуктов на заем по личной подписке колхозников»[1104]. В 1950 г. в 20 колхозах района было израсходовано на эти цели 81 422 рубля, в том числе в колхозе «Серп и молото» – 8600 рублей; «Искра» – 5164 рубля; «Красный Чапаевец» – 8200 рублей; им. Сталина – 5600 рублей; «Красный маяк» – 4000 рублей; им. Политотдела – 7000 рублей; «Степной маяк» – 3000 рублей; «20 лет ВЛКСМ» – 4950 рублей и т. д.[1105] В 1949 г. по колхозу им. Куйбышева Ставропольского района «на покрытие подписки колхозников на заем» было израсходовано с расчетного счета колхоза 5975 рублей. По колхозу им. Красной Армии израсходовано 5380 рублей, вырученных от продажи растительного масла[1106].
Многие колхозы вносили денежные средства на заем по личной подписке вместо колхозников из средств, вырученных от продажи колхозного скота, хлеба, фуража и другого имущества. Так, в колхозе «Пламя» для оплаты подписки колхозников продали четыре головы крупнорогатого скота. В колхозе «Звезда» продали 13 овец, в артели «Красный пахарь» продали пять свиней, колхоз «Новое поле» продал двух свиней, колхоз «Яш куч» продал одну корову, а в колхозе «Парижская Коммуна» продали 15 центнеров сена. Во всех этих колхозах деньги, вырученные от продажи, были внесены от имени колхозников в счет государственных долговых обязательств[1107].
За успешное размещение займа заведующий облфинотделом Свинцов предложил премировать районных работников БольшеЧерниговского района.