Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И здесь, хотя сравнения более чем уместны, очень легко почувствовать разницу. Оба, и дядя, и племянник, любили порассуждать о мире, и оба – много воевали. Причем Наполеон III тоже довольно успешно. Кончилось же все для обоих плохо.
Однако Ватерлоо пусть и было трагедией, но достоинство и даже гордость сохранились. Что говорить, и поход в Россию, самую настоящую катастрофу, Наполеону Первому как-то «простили». Во всяком случае, память о Великом императоре от этих поражений пострадала не сильно.
А вот сокрушительное поражение во франко-прусской войне, катастрофа под Седаном стали символом позора и унижения. Навсегда. Император, который не только потерпел сокрушительное поражение, но и оказался в плену. Как?!
Несчастный Наполеон III… Какая «золотая» легенда?! Только «черная», чернее не бывает. Парадокс, однако, заключается в том, что не имевший никакого отношения к Седану Наполеон I благодаря своему племяннику получил столько черной краски в «плохую легенду» о себе, что наверняка изумился бы, узнав об этом.
Нахал! Склепался ты, раб и слуга порока,
Отродье случая, с великим сыном рока!
Ты свой бесстыжий лоб воткнул в его венец!
Рукою шутовской ты взял тот бич, наглец,
Что королям грозил, меняя ход столетий…
Виктор Гюго, «Наполеон III». Простой посыл, у Гюго – перманентный. Как «жалкий пигмей» может сравнивать себя с Великим? Позор тому, кто допускает подобные сравнения! В 1852-м отправившийся в изгнание Гюго напишет свой знаменитый памфлет «Наполеон малый». Десять изданий! Из Бельгии во Францию – главная контрабанда. Немыслимая популярность! Талантливо и чрезвычайно жестко, даже жестоко.
Гюго, сам того не желая, тоже приложит руку к развитию «черной» легенды. Очернял-то он Наполеона III, а получится все равно нехорошо. В том же 1852-м появляется и «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». Автор – Карл Маркс.
Как считалось, один из лучших исторических трудов основоположника научного коммунизма. Посвященный французской революции 1848–1849 годов и государственному перевороту 1851-го. В нем содержались идеи, имевшие эффект отложенного действия. В том, что касается «черной» легенды Наполеона I. Без предварительных замечаний здесь никак не обойтись.
Начнем с того, что Марксу сильно не нравился Наполеон III. В каком-то смысле император Франции «срывал» его планы. Маркс надеялся на «пролетарскую революцию», а Наполеон III создал «социальную империю» и заметно улучшил жизнь «могильщика буржуазии». Выражаясь современным языком, «отбирал протестный электорат». Вообще революция 1848–1849 годов развивалась совсем не так, как хотелось Марксу. А он очень хотел, чтобы его теории получили практическое воплощение «еще при жизни». Потому он и объявит Парижскую коммуну примером «диктатуры пролетариата», хотя она таковой и не являлась. В умении выдавать желаемое за действительное марксистам, как и ленинцам, равных нет.
Как и в искусстве выходить на уровень обобщения. «…Если императорская мантия падет, наконец, на плечи Луи Бонапарта, бронзовая статуя Наполеона низвергнется с высоты Вандомской колонны». Заключительные слова в «Восемнадцатом брюмера».
Бедная Вандомская колонна! Мало кто знает о том, что император Наполеон III в 1863 году собирался заменить статую Наполеона копией, а оригинал отправить в Дом Инвалидов. Ближе к гробнице и для «сохранности».
Не зря беспокоился! Декретом Парижской коммуны Вандомская колонна объявлена «памятником варварству, символом грубой силы и ложной славы». И 18 мая 1871-го повалена на землю при скоплении народа. Восстановят уже при Третьей республике…
Но вернемся к Марксу. В своем «лучшем историческом труде» о Наполеоне I он говорит очень мало. Однако высказывает мысль, которая в развитии «черной» легенды сыграет огромную роль. Двух императоров, Первого и Третьего, Маркс объединяет с помощью явления. Именуемого бонапартизмом.
Вообще-то, все «чеканные» определения бонапартизма – про «лавирование», «диктатуру крупной буржуазии», «реакционно настроенное крестьянство» и так далее – принадлежат не Марксу, а Ленину. Маркс обрисовал бонапартизм в общих чертах, Ленин, со свойственной ему прагматичностью, придумал универсальную формулировку. Можно сказать, для всех и для каждого. Дело было сделано.
Бонапартизм… Как это обычно и бывает у «классиков», есть в их теории и интересные, и меткие рассуждения. Но эта часть книги – про «легенду», а к легенде бонапартизм имеет прямое отношение. Если мы признаем, что в основе легенды простое деление на «за» и «против», то нельзя и не признать, что бонапартизм придал осмыслению легенды некий новый объем.
По факту – «против», но с какой необыкновенной возможностью для маневра! Ведь кто только не попадал под обвинения в бонапартизме, перечислять – страницы не хватит. Однако начало начал-то всегда одно. Он. Наполеон. И вот что можно сказать со всей определенностью – некоторые из «сравнений» император просто не заслужил. Ни жизнью, ни деятельностью. Однако теперь он обречен на них еще и бонапартизмом.
Наполеона по понятным причинам не любят все левые. При этом далеко не все из них в своей нелюбви опираются на бонапартизм. Но, например, несколько поколений советских историков вынуждены были писать о Наполеоне в строгом соответствии с «единственно верным учением». А СССР стал страной, в которой обвинения в «бонапартизме» превратились в нечто обыденное. Причем с крайне неприятными для «отечественных Бонапартов» последствиями.
Оставим в покое политику, вернемся к историкам.
«Маркс и Энгельс пережили Вторую империю, но им, конечно, и этого жестокого эксперимента не требовалось, чтобы отчетливо понять, до какой степени бонапартизм, как система внутренней и внешней политики, может быть в обстановке быстро развивающегося в XIX веке капиталистического строя только реакционным и может держаться только на безудержном насилии, на систематическом обмане масс и, при удобном случае, на военных авантюрах».
Фрагмент из «Заключения» в книге замечательного ученого Е. В. Тарле о Наполеоне. «Заключения», которое выглядит будто какой-то чужеродный элемент. Ведь общее впечатление от книги такое: Тарле с трудом скрывал свое восхищение Наполеоном. Оно все равно «прорывалось», за что академика подвергли жесткой критике. Хотя в заключении все «правильно». Там даже текст такой, что кажется, будто он написан другим человеком.
И за что же критикуют Тарле, причем до сих пор? За то, что он «поддался влиянию наполеоновской легенды»! Позволим себе тогда процитировать Маркса. В предисловии к немецкому изданию «Восемнадцатого брюмера» 1869 года Маркс утверждает, что его пророчества «уже сбылись». Что «…французская литература с помощью оружия исторического исследования, критики, сатиры и юмора навсегда покончила с наполеоновской легендой».
Навсегда! Нужны ли здесь какие-то комментарии?
Для современной историографии бонапартизм в толковании Маркса и Ленина – просто одна из теорий. Так и должно быть. Но какая влиятельная, причем до сих пор!
Плох Наполеон или хорош, но не нужно обижать его подчас