— Не задавали, потому что, Вика, ты в моем паспорте не прописана. Может у мамы кто-то и спрашивал. У меня по документам числятся двое детей, хотя по факту я считаю себя многодетным отцом!

— А ты бы хотел, чтобы и мое имя было рядом с Даной и Сеней? — Вика смотрела в упор, еле слышно задала свой вопрос, сначала мне показалось, что я ослышался. Она ввела меня в такой ступор, что некоторое время удивленно ее рассматривал, будто впервые вижу. Данная тема была поднята мною только один раз, когда родилась Богдана. Я предложил Нике удочерить Вику, чтобы семья была под одной фамилией. Но меня тогда не поняли и не поддержали.

— Только, чур, после свадьбы остаешься с моей фамилией, а то смысл тогда заморачиваться с документами, если ты через пять лет вновь сменишь фамилию! — пряча улыбку в чашке, наблюдал за реакцией девочки. Она замерла, потом расплылась в широчайшей улыбке и, вскочив на ноги, кинулась ко мне на грудь, обняв за шею.

— Я тебя так люблю! — Вика потерлась носом о щеку.

— Я тоже тебя люблю, доченька! — прижал ее к себе, утыкаясь лицом в волосы, чтобы она не увидела, как в глазах блеснули слезы.

Слушая радио, где передавали, что в Москве повышенные пробки, в связи с ухудшением погоды, ударила кулаками по рулю. Мне кровь из носа надо быть через тридцать минут возле суда, но судя по движению транспорта, если приеду через час, и то хорошо. Но для суда это уже не имело смысла, заседание перенесут, потому что меня там не будет в нужное время. Дима, скорей всего, окажется на месте. Вздохнула, выдохнула. Эти тридцать дней дались нелегко. Нервы были натянуты, звенели, окружающие дико раздражали, а в голове царила полная неразбериха. Мне даже местами казалось, что нужно срочно обращаться к психологу, ибо без его помощи не смогу расставить своих тараканов по полочкам. А все потому что однажды ночью осознала, что как бы и мужа не хочется отпускать и интерес Рената льстил. Но понимала, усидеть на двух стульях невозможно, рано или поздно придется выбирать между двумя. Двумя? Усмехнулась. В начале ноября я бы в грудь себя билась, крича, что никогда в жизни не прощу Диму! Но меня теперь останавливало то, что дети безумно по нему скучали. И он чудесным образом, чего раньше не наблюдалось, находил время для них. Иногда они все скопом куда-то ходили, иногда он проводил время с каждым по отдельности. Последнее меня напрягало, его разговоры с Викой были тайной за семью печатью. Ни дочь, ни муж не посвящали в темы их дискуссий. С Ренатом у меня высокие отношения. Мы много говорили о литературе, об искусстве, он водил меня то в оперу, то в театр, то на выставку супермодного художника. Еще мне нравились мудрые рассуждения Рената о жизни. Когда он говорил, я зачарованное его слушала, приоткрыв рот, как султан Шахерезаду. С его стороны ни разу не услышала предложение неприличного характера, поэтому слова Димы о том, что он старый развратник, были расценены, как клевета. Он по сей день нежно целовал только мои руки, недавно лишь осмелился прикоснуться губами к щеке.

Когда я торопливо выскочила из машины, запахиваясь в шубку, заметила, как неспешно спускался по ступенькам задумчивый Дима.

— Я так понимаю, заседание перенесли из-за моего отсутствия? — встала на его пути, заправляя за ухо прядь волос. Он вскинул на меня глаза.

— На самом деле я сам только недавно подъехал. Из-за этих пробок сегодня везде опаздываю!

— И когда теперь заседание?

— Сказали, что после Нового года, конкретнее, пришлют уведомление.

— Ну, по сути, нам не играет роли. Месяцем раньше, месяцем позже, все равно же разведут!

— Ну да, — как-то скучно согласился Дима, посмотрев на наручные часы. — Может пообедаешь со мною?

— Ты приглашаешь?

— Почему бы и нет? — его губы дрогнули в чувственной улыбке, глаза смеялись. А я почувствовала в груди забытое волнение от свиданий. С ним всегда встречи были с предвкушением нечто большего, чем просто времяпровождение! Эх, было время, когда я к нему мчалась на всех порах, порой забывая о Вике, так хотелось утонуть в этих зеленых глазах, плавясь под ним, как раскаленное железо. И как он смотрел на меня пожирающим, голодным взглядом, тогда не было и мысли, что у него кроме меня может еще быть подружка в столице, в то время, как я разрывалась между двумя городами. Глядя на него, такого уверенного в себе, одетого с иголочки с фирменными часами на запястье, терзалась муками ревности, гадая кто же сейчас согревает его постель.

— Окей! — согласилась. Мы выбрали ресторан и каждый на своей машине отправился туда. В ресторане сделали себе заказ, пока его делали, мы устремили друг на друга изучающие взгляды. Он схуднул, под глазами залегли тени, четко обозначились скулы. Вид был уставшего человека, которому срочно требовался недельный отпуск. Но зная Диму, помня с каким скрежетом он вырывался на два-три дня 25 декабря в Париж, отпуск там даже не намечался. Да и отдыхал он тогда, когда я ставила его перед фактом, потому что ждать от него решения по этому вопросу можно было бесконечно. Дабы не молчать, поспешила достать конверты из сумочки. В этом году дети очень заранее написали Деду Морозу письма. Вика, хоть и выросла, всегда поддерживала заведенную когда-то традицию писать Дедушке с самым заветным желанием. Вот и сегодня утром именно она принесла три конверта.

— Не рано ли начали писать письма? — спросил Дима, усмехаясь, беря из моих рук конверты.

— Сама удивилась, — ответила, наблюдая, как он раскрывает первый конверт. Это был Викин. По тому как невозмутимо он отреагировал на желание, поняла, что это с ним уже обсуждалось и одобрено. В принципе, летние каникулы в Лос-Анжелесе данному Деду Морозу было по силам. Как раз английский язык подтянет. Дальше в руках оказалось письмо Арсения. Дима рассмеялся в голос, вытаскивая из конверта рисунок. Улыбнулась. Сын обожал машинки на пульте. На рисунке он самостоятельно нарисовал автомобиль с антенной, а Вика распечатала картинку из интернета конкретного автомобиля.

— И как они ему не надоедают! — посмеиваясь, промолвил Дима, рассматривая реальную картинку. Сразу же взял телефон и некоторое время изучал интернет-магазины, видно найдя что нужно, отложил мобильник. И тут мое сердце замерло. Я всю ночь проплакала из-за письма среднего ребенка. Сначала на губах все еще была улыбках, но потом он плотно их сжал, медленно отложил письмо и уставился в окно, повернувшись ко мне профилем. Каждое слово, которое выводила Богдана, впечатывалось каленым железом в сердце. «Дорогой Дедушка Мороз! В этом году я себя хорошо вела, училась на одни пятерки. Мне не нужны никакие игрушки и просить больше их не буду! Обещаю, что не буду ничего требовать, только пусть домой вернется папа! Мне без него плохо спится, я безумно по нему скучаю! Богдана.». Я тоже повернулась к окну. Богдане сложнее всех дается пережить семейную драму. Дима не знал, какие истерики она стала закатывать по поводу и без повода, каждое свое достижение на секции, каждую оценку она требовала позвонить папе и отчитаться. А укладывание спать стало для меня настоящим стрессом. Дана могла всю ночь крутиться, вскочить, ища Диму, не найдя, полчаса ревела, пока обессиленная не засыпала.