Попрощаться с отцом Никитой явилось всего человек двадцать-тридцать. Остальные прихожане лежали в жару по печкам и постелям. О смерти своего пастыря многие из них даже не знали.

Несмотря на малочисленность похоронной процессии, гроб по традиции несли на руках. В одной из четвёрок вместе с Цимбаларем сошлись Кондаков, Страшков и заведующий мехмастерской.

Прощальную речь произнёс Страшков. Смысл её, как всегда, был туманным и напыщенным.

– Коварная болезнь вырвала из наших рядов верного соратника, который благодаря своим замечательным личным качествам видел дальше и понимал больше, чем многие другие… Утрата тяжела, но я не стал бы называть её непоправимой. Поредевшие ряды сомкнутся… Провидение обязательно пошлёт нам человека, столь же достойного, как и почивший отец Никита… Именно эта надежда скрашивает глубокое горе друзей и близких.

Когда Страшков, очень довольный собой, отошёл в сторону, Цимбаларь вполголоса поинтересовался:

– Ваша замечательная эпитафия тоже имеет исторические аналогии?

– Совершенно верно, – кивнул Страшков. – Это вольное изложение некролога, опубликованного в журнале «Русское слово» по поводу смерти Дмитрия Ивановича Писарева.

– Скажите пожалуйста! – делано удивился Цимбаларь. – А как ведут себя ваши замечательные сыры? «Чеддер» созревает в срок? «Рокфор» не пересыхает?

– На этот счёт можете быть спокойны, – заверил его Страшков. – Судя по состоянию сыров, в ближайшем будущем каких-либо трагических событий не предвидится. Полгода-год мы проживём спокойно.

– За последнюю неделю это первая хорошая новость.

На поминках Цимбаларь и Людочка сидели порознь, но когда гости вывалили во двор подышать свежим воздухом – в избе уже топор можно было вешать, – случайно оказались рядом.

Громадное чёрное небо стояло над ними, и сполохи северного сияния уже не нарушали его покой, что являлось одним из признаков наступающей весны. Мириады звёзд взирали из космических глубин на землю, но сейчас они уже не казались такими далёкими и неприступными. В окружающем мире что-то неуловимо изменилось…

– Не надоело ещё дуться? – глядя себе под ноги, спросил Цимбаларь. – Может, помиримся?

– А разве мы ссорились? – девушка пожала плечами. – Просто мы разошлись во взглядах на важнейшие проблемы бытия… И теперь я постоянно мучаюсь вопросом: есть ли во всём случившемся какой-то смысл?

– Смысл, наверное, есть во всём… Тут многое зависит от нашей собственной точки зрения. Если же говорить о конкретных делах, то убийство Черенкова можно считать раскрытым. Правда, преступник ушёл от возмездия. – Цимбаларь сделал многозначительную паузу. – Но его изобличает орудие убийства, спрятанное в известном мне месте. Да и с другими «глухарями» проблем не будет. Достаточно тряхнуть трёх-четырёх человек, уже попавших ко мне на заметку.

– А стоит ли? – глядя в таинственное небо, сказала Людочка. – Как ты объяснишь суду мотивы этих преступлений?

– Хочешь, чтобы мы капитулировали? Расписались в собственном бессилии?

– Но ведь так оно и есть! Первопричины событий, происходящих в Чарусе, так и остались загадкой. Если мы действительно сражались с возрождающимся дьяволом, то оказались лишь соринкой в его глазу… Да, на какое-то время здесь установится тишь и благодать. Но что значат несколько лет покоя в сравнении с веками его существования!

– Если действовать с умом и привлечь в качестве экспертов авторитетнейших иерархов православной церкви, то можно возбудить уголовное дело даже против дьявола. Он будет фигурировать в качестве заказчика, как всегда неуловимого, а местные жители, запятнавшие себя убийствами, – в качестве исполнителей. Даже проиграв этот процесс, мы создадим судебный прецедент.

– Не смеши меня, – устало сказала Людочка. – При чём здесь дьявол… Даже ты попался на эту удочку. Люди нарочно придумали дьявола, чтобы списывать на него свои неблаговидные делишки – грязные, кровавые, подлые… Весь этот ужас, едва не погубивший нас, рождён не в преисподней, а в безднах человеческого сознания. Главный наш враг – это мы сами. Более того, мы враги всему мирозданию.

– Откуда же тогда взялись видения? Ведь человек в его нынешем виде не властен ни над временем, ни над космическим пространством?

– Боюсь, что эту тайну не разгадаем ни мы, ни наши внуки… Лучше проводи меня домой. Ваня, чувствую, пропьянствует до самого утра.