После смятения и отключений на Бела Тегез еще по меньшей мере два Синхронизированных Мира пережили спонтанные катастрофы. Планетные воплощения Омниуса портились и сходили с ума, вызывая отказы сети компьютерного разума. Титаны подозревали, что это результат неуловимой атаки армии Джихада, выполненной каким-то новым способом. Агамемнон следил за происходящим с оптимистическим любопытством, ожидая дальнейших повреждений Омниуса.

– Я не возражаю против любых средств, ведущих к дальнейшему ослаблению господства всемирного разума.

– Все же было бы неплохо понять, что именно происходит, – заметил Данте, – чтобы более эффективно это использовать.

– А что можно сказать о нашем новом и весьма таинственном противнике, который напал на меня на Иксе и уничтожил весь флот мыслящих машин? – спросил Ксеркс. В его синтезированном голосе слышалась хнычущая нотка. Он вернулся в своей потрепанной форме хищника, напуганный и расстроенный неожиданным появлением искусственного астероида. – Даже когда ядро мозга Омниуса было разрушено ядерным взрывом, мы все еще могли выиграть битву в космосе, но этот исполинский Джаггернаут покачнул весы. Я подозреваю, что… что этим астероидом управлял кимек. Я думаю… – Ксеркс помялся. – Я думаю, что это могла быть… Геката.

Некоторые из титанов недоверчиво хмыкнули. Беовульф, которому не терпелось высказаться, возразил:

– Геката исчезла много столетий назад. Наверняка она уже умерла от скуки в открытом космосе.

– Она была эгоцентричной дурой, – злобно добавила Юнона. Выставив из плеча механическую руку, она металлическими пальцами подкрутила на себе какую-то гаечку.

– И все же, – заметил Данте, – из нас всех только ей хватило мудрости, чтобы бежать раньше, чем Омниус захватил власть. Геката осталась независимой, а нам пришлось все это время служить всемирному разуму.

– Вряд ли еще долго придется, – сказал Ксеркс. Вокруг емкости с его мозгом вспыхивали голубоватые огоньки.

– А какие у тебя основания для такого утверждения? – полюбопытствовал Данте. – Учитывая количество неокимеков, созданных за последние столетия, почему мы должны подозревать Гекату, а не какого-нибудь другого дикаря?

– Другого дикаря? – с интересом спросила Юнона.

– Дело в том, что когда мой корпус был поврежден и я улетел в открытый космос, кто-то связался со мной. Этот кто-то говорил женским голосом и использовал мой личный канал. Женщина упомянула Тлалока и титанов. Более того, она назвала меня по имени.

С генерала было достаточно.

– Ты состряпал всю эту ахинею, только чтобы оправдать свой провал. Обвинений в адрес армии Джихада недостаточно, чтобы убедить нас, будто не ты виновен в поражении на Иксе.

– Почему ты все время сомневаешься во мне, Агамемнон? За тысячу лет я сделал многое, чтобы загладить свою ошибку…

– Ты не заслужишь моего прощения и за миллион лет. Мне следовало сорвать с тебя сенсоры и слепого и глухого выбросить в открытый космос на веки вечные. Может, Геката вынесла бы твое общество.

Как это ни странно, но миротворцем вдруг выступил Беовульф:

– Генерал Агамемнон, нас и так осталось слишком мало, надо ли вам ссориться между собой? Неужели вам мало таких противников, как армия Джихада и Омниус? Это не тот стратегический блеск, какого я ожидал от прославленного военачальника.

Агамемнон погрузился в раздраженное молчание. Наблюдательные камеры продолжали сновать по кораблю и аккуратно записывать. Наконец Агамемнон снова заговорил:

– Ты прав, Беовульф! – Такая уступчивость поразила тех, кто много лет близко знал Агамемнона. – После победы будет достаточно случаев выяснить наши с Ксерксом взаимные обиды.

– А до того у меня будет достаточно времени, чтобы искупить свою вину, – добавил Ксеркс.

– Невзирая на мое первоначальное недоверие, – сказал Агамемнон, – я получил дополнительные подтверждения и намерен вам их сообщить. Ксеркс прав – Геката вернулась. Но в настоящий момент с ней можно не считаться… как обычно.

Он обратился к Беовульфу:

– Поделись с нами своими идеями. Мы, титаны, обсуждаем свои планы в течение долгого времени. Давайте послушаем соображения самого молодого члена нашей группы.

– Генерал, неокимеков вроде меня можно убедить выступить против Омниуса, если они будут уверены в победе. Мы достигли гораздо большего, чем могли мечтать, когда были доверенными людьми, но дальше неокимекам не продвинуться, пока у власти остается Омниус. Но во вторую эпоху титанов мы могли бы стать полновластными правителями.

– Но можно ли им доверять, если их верность так легко поколебать? – спросила Юнона. – Неокимеки никогда не были свободными. Они были верными слугами Омниуса, которых он за заслуги превратил в кимеков. Своей властью, своей мощью и своим долголетием они обязаны Омниусу, но не нам. За такую плату можно купить верность.

Агамемнон повернул к ней свою голову-башню. Его оптические сенсоры блеснули.

– А если набрать новых неокимеков? Мы можем создавать их и сами из людей-добровольцев, которых мы обяжем поклясться в верности нам. Пусть титанов мало, но возможности их бесконечны. Если мы найдем способ сохранить это в тайне от Омниуса, то воспитаем собственную боеспособную армию, будем уверены в ее полной преданности нашему делу и сможем не бояться предательства.

Другие титаны согласились, и Беовульф начал обсуждение, как привести этот план в действие.

Агамемнон не стал рассказывать о черве сомнения, который продолжал его грызть. Он отнюдь не был уверен в том, что говорил, так как его предал даже его родной сын, Вориан Атрейдес.

А если так, насколько могут быть надежны другие?

Естественно было бы предположить, что диверсификация человечества должна сопровождаться диверсификацией религии. На самом деле это не так. Сейчас намного меньше богов, чем их было раньше, – просто больше способов им поклоняться.

Иблис Гинджо. Заметки для себя

Глубоко тронутая утратой когитора Квины и ее опустошающими словами и горькими откровениями, потрясенная Серена Батлер начала принимать более активное участие в делах Джихада как его Жрица. В течение тех трех месяцев, что Великий Патриарх находился на Поритрине, Серена, покинув Город Интроспекции, начала напрямую общаться с людьми.

Впервые за несколько десятилетий она наконец огляделась вокруг себя – не столько ради своей личной безопасности, сколько чтобы понять, что делается ее именем.

Вместо того чтобы рассылать свои записанные речи, накладывать руки на головы просителей и посещать госпитали для поднятия духа раненых солдат, она стала принимать реальные решения, рисковать и брать на себя ответственность, удивляясь при этом, почему она не делала этого раньше. Это же мой Джихад. Начав новую жизнь, Серена вновь почувствовала себя по-настоящему живой.

К тому времени, когда Иблис вернулся домой после празднеств на Поритрине, она уже успела во многом пересмотреть политику Совета Джихада. Узнав об этом, Великий Патриарх был поражен, не зная, как реагировать на эти новости. С улыбкой рассказывая ему о своих достижениях, Серена видела, как Иблис борется со своими эмоциями. Она понимала, как он должен ее сейчас воспринимать, глядя в ее проницательные синие глаза и понимая, что они глядят ему в душу куда глубже, чем было последние двадцать с лишним лет.