– Доброе утро, – произнесла незнакомка певуче, на русском языке, но с уловимым акцентом. – Меня зовут Акилина или, если хотите, Акулина, я дочь Лондона.

Мальгин захлопнул рот, «включая» привычное самообладание. До этого дня он не видел дочери Майкла, хотя и знал, что она существует. Но девчонка была красива, а главное, похожа на Купаву, что и подняло в душе хирурга бурю чувств.

– Слушаю вас.

– Извините за вторжение, я знаю, как вы заняты. У отца никаких изменений?

Мальгин помолчал, переживая приступ иссушающего душу бессилия:

– Все то же: без сознания.

Он не стал говорить ей, что у Лондона идет тот же процесс, что и у Шаламова когда-то, хотя и медленнее, и помешать этому земная медицина не смогла.

– Могу я поговорить с вами не по видео?

«Зачем?» – подумал Клим, но вслух сказал:

– Можете. Завтра утром, в восемь тридцать, у меня в институте, не более получаса.

Девушка молча кивнула, принимая ответ хирурга как должное, и выключила связь, повесив в воздухе короткое и странное «аве».

– В его устах звучало «завтра», как на устах иных «вчера», – глубокомысленно пробормотал Мальгин строфу из стихотворения Пастернака. Отголосок смутной боли, который вошел в сердце и заставил душу вырастить руку и пошарить вокруг в поисках резонанса, стих. Все стало на свои места. Была Купава, существовала Карой… и Джума Хан, и Даниил Шаламов. И красивая девочка по имени Акилина… нет, действительно, лучше Акулина, Акуля: пухлые губы, брови – как крылья, тонкая талия… птица, готовая к полету. Интересно, сколько ей лет? Судя по впечатлениям Ромашина, который встречался с семьей Лондонов не раз, ей не более семнадцати. По сути, ребенок. Впрочем, как и во все времена, девушки формируются раньше парней.

Мальгин поймал себя на том, что думает не о деле, и рассердился.

Что с тобой, мастер? Что за вздор лезет тебе в голову? Не пора ли наконец прекратить препарировать душу скальпелем диких сомнений, поклоняться идолу хандры и ждать неизвестно чего?..

А выходя из кабинета, он нос к носу столкнулся с Игнатом Ромашиным, экспертом аналитического центра Управления безопасности.

Бывший начальник отдела безопасности выглядел, как всегда, уравновешенно-приветливым и внимательным, словно не пережил момент небытия, когда его на Симушире накрыл ответный пси-удар Шаламова. Но именно поэтому он был дорог Мальгину, и его появление всегда благоприятно действовало на психику.

– Похоже, я не вовремя, – проговорил Ромашин, отступая.

– И да и нет, – заулыбался Мальгин и сделал приглашающий жест. – Входите.

– Вы куда направляетесь, если не секрет?

– Домой, кое-что надо обдумать и сделать, а мой «домовой» – помощник неплохой, разве чуть-чуть хуже Гиппократа.

– Тогда я вас провожу, поговорим по пути. Кстати, как состояние Лондона?

– Положение остается сложным, хотя процесс преобразования нервной системы почти прекратился.

Они направились к лифту, потом нашли такси, доставившее их к станции метро.

– Мне звонила дочь Лондона, – сказал Мальгин, набирая в кабине метро код Смоленска. – Вы ее знаете?

– Чисто внешне. Судя по репликам Майкла, очень самостоятельная особа… с великолепными данными. А? – Ромашин приподнял бровь.

– Согласен, – кивнул Мальгин без улыбки. – Она хочет увидеться со мной, поговорить о чем-то. О чем? Об отце она может узнать и без меня. Я оценил ее возраст в семнадцать лет, не ошибся? Хотя это не имеет никакого значения.

– Ошиблись всего на год, ей шестнадцать.

Автомат метро быстро прошепелявил: «Внимание! Смоленская станция «Десна-три». В глазах потемнело, привычно перехватило дыхание, и они вышли в зал станции метро «Десна-три», ближайшей от дома хирурга.

Через пятнадцать минут Мальгин открыл дверь квартиры и впустил Ромашина, вошедшего с некоторым колебанием.

– Спешу, – пояснил тот в ответ на взгляд хозяина.

– Надеюсь, не настолько, чтобы не зайти. Кофе, чай, медовый напиток?

– Сбитень? Не откажусь. Сами готовите?

– Рецепт прабабушки Ули, ему лет сто.

– В таком случае задержусь на пару минут, только позвоню кое-кому.

Пока Мальгин готовил сбитень (пьют его горячим, сразу после приготовления), Игнат познакомился с его «домовым» и поговорил с кем-то, Клим расслышал только короткое «позже» и произнесенное несколько раз «нет».

Расположившись в креслах напротив друг друга, они принялись прихлебывать пахнущий мятой, горячий, в меру сладкий, чуть горьковатый напиток.

– Отменно! – похвалил гость кулинарные способности хозяина. – В последний раз я пивал сбитень у Лондона, но у него он с кислинкой, а у вас с горчинкой, что, на мой взгляд, вкуснее.

– Что Америка против Европы! – небрежно махнул рукой Мальгин, и оба рассмеялись. Потом Клим внимательно посмотрел на Ромашина. – Вашу манеру я знаю, без причины не заявились бы.

– Вы правы. И хитрить не собираюсь, потому что и я вас знаю достаточно, вы любите сразу брать быка за рога. Кстати, у американцев насчет этого есть своя формула: никогда не жуйте пилюлю, которую вас заставляют проглотить.

Мальгин кивнул.

– Правило Старджона, один из законов Мэрфи. Итак, не будем жевать.

– Я хотел предложить вам на пару поискать Шаламова. У меня появились некоторые идеи. Этим мы, между прочим, могли бы помочь и Лондону, – добавил Ромашин, угадав ответ в глазах Клима, и хирург воздержался от категоричного «нет». Задумался.

Посидели, налив еще по бокалу золотистого, с оранжевыми искрами, напитка. «Домовой» по мысленному приказу хозяина включил музыку, и комнату заполнили тихие гитарные переборы, сквозь которые пробился хрустальный ручеек свирели.

Ромашин ощупал лицо хирурга взглядом серых цепких глаз, едва заметно улыбнулся.

– Решаете, не слишком ли отдает авантюрой? Риск, естественно, неизбежен, однако выигрыш очевиден.

«Знал бы ты, дорогой Игнат, мое отношение к риску, – подумал Мальгин, невольно развеселившись. – Я авантюрист не меньшего класса».

Бывший начальник отдела безопасности, а теперь эксперт отдела, член Совета старейшин – синклита, как его называли, подметил изменение в настроении Клима, но понял его по-своему:

– Я слежу за вами вот уже три с лишним месяца, мне кажется, вы… как бы помягче выразиться… закостенели, что ли, закрепостились, как говорят спортсмены. Хотите, процитирую? Нужно, как то свойственно сильному, отдавать предпочтение вопросам, которые в наши дни никто не осмеливается ставить; необходимо мужество, чтобы вступать в область запретного… Продолжать?

– И семикратный опыт одиночества, – глухо проговорил Мальгин. – И новые уши для новой музыки. И новые глаза – способные разглядеть наиотдаленнейшее[59]…