Собираясь наложить на себя руки, вряд ли кто напишет в прощальном письме слово «самоубийство». Но потом следует какая-то «последняя возможность». Боттмер не был совсем на мели и не остался один как перст. У него явно оставались разные возможности, которыми он даже не попытался воспользоваться. «Возможность» — слово позитивное, оно дает надежду…

— Нельзя опираться на одно слово.

— Слово тут отражает мысль. В этом месте мысль просто просвечивает. Боттмер наверняка хотел написать настоящее прощальное письмо самоубийцы, но про самоубийство и не думал. Поступок, к которому он готовился, он не считал концом всего, куда там, лишь возможностью. Это слово — маленький недосмотр игрока. Он писал так, как думал. А думал он так: это последняя возможность заставить людей, чтобы они отворили мне двери и выслушали. Вот как надо понимать письмо.

Прокурор задумчиво взглянул в окно, но тут же отвел взгляд, будто удивленный тем, что соседской яблони не оказалось на месте.

— Это никоим образом не доказательство, — буркнул он.

— Мои рассуждения имеют совсем иное значение. Вспомните предыдущую попытку Боттмера разыграть самоубийство и его двусмысленное прощальное письмо! А все предосторожности, которые он принял, чтобы его вовремя спасли! Попросил разбудить его в пять утра — стал бы это делать настоящий самоубийца? Двери в номер на всю ночь оставил открытыми — истинный самоубийца обязательно их запер бы, чтобы ему не помешали. И еще он предусмотрительно убедился, что в соседнем доме живет медсестра. Ну, скажите, разве это не показательно?

— Ну, — с недовольной миной протянул прокурор, — и чего же он ожидал за все эти труды? Если у него были какие-то планы с разыгранным самоубийством, то ничего не вышло. Ведь он все равно умер. Петля слишком хорошо сыграла свою роль.

— Херр прокурор, вы меня не понимаете, — с сожалением констатировал Пауль. — Мнимое самоубийство он совершил снотворным. Петли в его планах не было, ее набросил ему на шею кто-то другой.

Румяное лицо прокурора побагровело.

— Господи, что вы несете? Петлю ему кто-то накинул на шею?

— Ну конечно, явно не он сам. Он спал без задних ног.

— Значит, убийство? Глупости! И что за разговоры о снотворном? Ведь, насколько я знаю, он к нему даже не притронулся.

— Нет, в коробочке были лишние таблетки. Эти упаковки получают прямо с фабрики, где их наполняют автоматы. По-моему, то, что число таблеток не сходится, факт очень важный.

— И что из него следует?

— Кто-то с коробочкой поработал.

Прокурор тяжело вздохнул, Словно запасаясь воздухом для гневной тирады, но Пауль опередил его и продолжал:

— Еще только одно. Аптекарю он сказал, что забыл снотворное, которым обычно пользуется. Мне пришло в голову проверить эти слова. Я позвонил его сестре. Да, у нее дома он действительно забыл лекарство, к упаковке с тех пор никто не прикасался. Я попросил пересчитать ее содержимое, а сам ждал у телефона. По датам на этикетке легко было вычислить, сколько таблеток он принимал в день. Выяснилось, что его нормальной дозой были две таблетки.

— Ну и что дальше?

— Он был один в гостиничном номере, усталый и подавленный. Лег, открыл только что купленную коробочку со снотворным. Так почему же передумал? Почему не принял свои привычные две таблетки?

Прокурор, к своему неудовольствию, начал сознавать, что в стене его собственных объяснений появляются дыры. У него было время подумать, и чем дальше, тем больше некоторые соображения Пауля Кеннета казались ему вполне разумными. Он решил выслушать его до конца, критически, но без замечаний. Потом пришел его черед.

— Полагаю, вам еще предстоит объяснить слишком многие вещи. Ну же, попытайтесь! До сих пор это было нетрудно, потому что вы только предполагали, что Боттмер планировал и думал. Теперь я хотел бы знать, что, по-вашему, он сделал и как все происходило.

Он скептически раскачивался на стуле, словно готовясь слушать, как адвокат пытается опровергнуть улики. Пауль воспользовался случаем и сменил Сидрах на Мизаха.

— Вся затея Боттмера состояла в том, — начал он, — чтобы имитировать попытку самоубийства. Он написал прощальное письмо, положил его на видное место, потом лег и принял изрядную дозу снотворного, но не такую, чтобы она угрожала его жизни. Подстраховался он тем, что попросил наутро разбудить его очень рано. Чуть позднее он потерял сознание. Теперь начинается второе действие. Смерть наступила около полуночи. Значит, нам нужно исследовать отрезок времени примерно с половины двенадцатого до половины первого. Именно тогда в номер вошел кто-то посторонний.

— Вход в гостиницу был заперт, — не удержался прокурор.

— У Викторсона на складе полно запасных ключей. Кроме того, многие постояльцы брали ключи и не возвращали их. Полагаю, значение запертого входа преувеличивать не стоит.

Пауль запыхтел Мизахом, но прокурор паузой не воспользовался.

— Этот посторонний вошел в номер, — продолжал Пауль. — Предположим, это был кто-то из тех, у кого были причины обрадоваться, вдруг увидев обезвреженного Боттмера. И инсценировку самоубийства. Ну конечно, он не обманулся. Либо знал Боттмера настолько, что самоубийство счел простым спектаклем, либо по содержимому коробочки установил, что принятая доза недостаточна, либо просто знал, что отравление снотворным — очень ненадежный способ покончить с собой, потому что большинство отравившихся спасают. Короче, он решил закончить начатое. Из мнимого самоубийства сделал настоящее. Жертва сама подготовила сцену. Для завершения спектакля посетитель выбрал повешение. Ему нужны были всего две вещи — шнур и такие же снотворные таблетки, как те, что лежали на столе. Ведь коробочка должна была остаться полной, ибо повешение не выглядело бы достаточно убедительным после приема такой дозы снотворного, от которой теряют сознание.

Он опять запыхтел Мизахом.

— Продолжайте же, — подгонял прокурор.

— Достать подходящий шнур нетрудно. Куда труднее запастись нужным снотворным. Но я слышал, что доктор Скродерстрем всем пациентам выписывает одни и те же лекарства, а поскольку он единственный врач в городе, вполне вероятно, что посетитель был из числа его пациентов и имел доступ к таким же таблеткам.

— Это возможно, — допустил прокурор. — И у меня есть такие же.

Пауль благодарно улыбнулся.

— Когда пришедший выяснил, что нужно делать, он поспешил домой за обеими нужными вещами. Вряд ли тут был какой-то риск. Если бы его кто-то увидел, от запланированного убийства всегда можно было отказаться. Впрочем, я не думаю, что дождливой ночью на улицах Аброки можно кого-нибудь встретить. При небольшой удаче вполне можно было остаться незамеченным. Расстояния тут невелики. Вся дорога туда и обратно не займет больше, скажем, четверти часа. Разумеется, не исключено, что первое появление произошло раньше, но второе должно было случиться около полуночи. Только из психологических соображений предположим, что он сделал все бегом, поскорее. Ну, значит, наш визитер вернулся с коробочкой таблеток и шнуром. Пересчитав таблетки на столе, добавил, сколько нужно. Второпях на одну просчитался, и это вполне понятно, если учесть обстоятельства. Потом достал шнур…