— Чего вы ждете от меня, господа? — с едва уловимым волнением в голосе поинтересовалась графиня, в упор глядя на обер-штурмбаннфюрера.

— Ничего, кроме согласия остаться в живых, — ответил тот.

— Разве я настаиваю на своей гибели?

Свирепый Серб оставил в покое носки своих сапог и, приблизившись к ней на пару шагов, застыл, как изваяние. Теперь он видел, что лицо альпинистки приобрело какой-то ожесточенный вид, а во взгляде появилось нечто демоническое. Когда она произносила эти слова, рука непроизвольно потянулась к кобуре, но уже к пустой.

— Приказ, который мне надлежит выполнить, — жесткий и однозначный: ваша группа во главе с вами должна быть «нейтрализована». Но те гестаповцы, которые только что расстреляли егерей, пока что не знают, что лично вас, графиня, этот приказ тоже касается.

— Так выполняйте его, оберштурмбаннфюрер, выполняйте! — вдруг мгновенно преобразилось лицо Альберты: черты ожесточенности исчезли, вместо них проявилась печать садистской мстительности. И серб нутром почувствовал, что мысленно Альберта фон Ленц уже не раз прорепетировала эту сцену «ухода». Она ведь знала, что все завершится сегодня и именно таким образом. — Чего вы ждете? Когда я упаду перед вами на колени с просьбой о помиловании?

Майнц и Свирепый Серб многозначительно переглянулись.

— Вам всего лишь нужно скрыться, чтобы офицер гестапо, который во главе наряда явится к вам в особняк, не обнаружил, что вы все еще живы.

— В истории казней еще не было более гуманных условий, — лишь теперь осквернил свои уста бренными словесами этот чертов славянин, — на которых бы обреченному даровали жизнь и свободу. Никаких требований, никаких особых условий, никаких признаний, исповедей, списков сообщников или секретных объектов, никаких поручений и отречений..

— Когда вы понадобитесь, гауптман, вас позовут, — едва сдерживая холодную ярость, проговорила графиня.

— Даже так?! — сквозь сцепленные зубы прорычал Свирепый Серб, воспринимая слова этой германки так, словно ему плюнули в лицо.

— Что здесь делает это славянин, оберштурмбаннфюрер? Я вас спрашиваю: что ему здесь нужно? Что у вас общего с этим унтерменшем?

Брови Майнца поползли вверх и застыли где-то у основания козырька. Эсэсовец ожидал какой угодно реакции графини, только не той, которая последовала. Он вопросительно взглянул на серба. В тайник, в котором они вместе должны были дождаться то ли открытия «швейцарского канала», то ли капитуляции Германии, уже было завезено достаточно консервов, круп и оружия, а также припрятана какая-то часть личных золотых запасов и денег. Им удалось наладить прочный контакт с предводителем местных контрабандистов, имеющих свои каналы связи с Ангелом Бошем, а значит, и с американцами.

— Перед вами — офицер вермахта, у которого куда больше военных заслуг перед рейхом, нежели у вас, обер-лейтенант фон Ленц.

— Заслуги этого зомби меня не интересуют, — она произнесла это, не скрывая своего презрения, и таким тоном, словно Свирепого Серба здесь не было.

— Он не зомби, и вам это хорошо известно.

— У унтерменша не может быть заслуг перед рейхом. Все, что делает славянин, он обязан делать уже хотя бы ради того, чтобы ему сохранили жизнь. — Я буду беседовать только с вами, как арийка с арийцем, как член партии с членом партии.

Майнц вновь взглянул на Ведовича. Тот уже рванул кобуру и рука его лежала на рукоятке пистолета. «Хорошо уже то, что лично мне пристреливать ее не придется», — подумалось обер-штурмбаннфюреру, увидевшему боковым зрением, что шарфю-рер, командовавший расстрельной группой, вышел из-за скалы и наблюдает за всем происходящим. Нет уж, свидетели расправы над германкой, да к тому же известной альпинисткой, ему не нужны были. Если бы в ту же минуту Свирепый Серб оправдал свое прозвище и пристрелил зарвавшуюся аристократку, Майнц был бы только признателен ему.

Уловив его взгляд, гауптман отпустил в адрес Альберты какое-то свое, сербское, ругательство и отошел на несколько шагов в сторону горы, в пещерах которой только что работали его зомби. Адъютант Майнца последовал его примеру.

— Вы не правы, оберштурмбаннфюрер СС, — возможно Альберта специально говорила достаточно громко, чтобы Свирепый Серб тоже мог слышать ее. — Отречение все-таки предполагается. Согласиться на ваши условия — значит отречься от фюрера, от присяги, от идеалов нацизма…

— Не будьте идиоткой, Альберта, — почти вполголоса проговорил Майнц, жестом заставив шарфюрера-карателя вновь исчезнуть за выступом скалы. — Вы о чем сейчас говорите? Только что в вашем присутствии, почти у вас на глазах, расстреляли ваших подчиненных. По приказу из Берлина я обязан расстрелять и вас. Причем сделать это немедленно. Это не вы предаете фюрера и рейх, это фюрер и рейх уже давно предали вас.

— Если поступил приказ «нейтрализовать» меня, значит, так нужно сделать во имя рейха.

— Мы с Ведовичем пытались всего лишь спасти вас. Он — потому, что вы ему нравитесь. Я же — потому, что вы — женщина, дочь хорошо известного мне графа фон Ленца. А еще потому, что через неделю-другую наступит пора всеобщего отречения германцев, которая на языке военных именуется «полной и безоговорочной капитуляцией». Англо-американцы уже заявили, что признают только такой выход Германии из состояния войны. Вы хотели поговорить со мной как арийка с арийцем. Считайте, что это разговор состоялся.

Какое-то время они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Альберта решалась, а штурмбаннфюрер СС терпеливо ждал.

— Верните мое оружие, — наконец произнесла она. — Как говорят в таких случаях, я сама распоряжусь им, как подобает германскому офицеру. Хоронить меня не надо, я предупредила верных мне людей, они увезут мое тело и похоронят. Не волнуйтесь, Майнц, графу фон Ленцу сообщат, что я сама покончила жизнь самоубийством. Это уже оговорено. А теперь — мой пистолет.

Свирепый Серб и адъютант прошли мимо графини и остановились рядом с Майнцем.

— Вообще-то я могу и пристрелить ее, — сказал серб, отнимая у адъютанта пистолет графини.

— Не надо. Она тоже германский офицер и она приняла решение. Задержитесь неподалеку. Потом убедитесь, что она воспользовалась своим оружием, как подобает в таких случаях офицеру.

— Есть задержатся, — ответил серб, изымая из обоймы «Вальтера» графини все патроны кроме последнего, заветного.

— А вы, адъютант, — приказал Майнц, — идите впереди меня и постарайтесь без лишней суеты нейтрализовать шарфюрера и двух его бойцов.

— Разве был приказ их тоже нейтрализовать?

— Только что вы его получили. Действуйте быстро и решительно. Нам с вами не нужны эксцессы.

— Есть, действовать решительно, — задеревеневшими губами произнес адъютант, понимая, что в эти минуты его пытаются превратить в убийцу и что после карателей шарфюрера наступит его очередь.

— Не бойтесь, адъютант, — уловил причину его страха Майнц. — Вас ждет иная судьба. Вы нужны нам с гауптманом Ве-довичем. Слово чести офицера.