Кит отошел от стены, сделала несколько шагов и сел рядом с Анной. Момент был решающий. Он все время упорно молчал, не подпуская к себе никого. И сейчас, не говоря ни слова, он взял деревянные кубики и начал строить такой же забор. Потом он показал на пластмассовых поросят. Анна подала их ему, и он поставил их за забор.

— Хрю-хрю, — сказала она.

Анна никогда не забудет, как он смотрел на нее, сжимая в ладошке поросенка. Из-за вшей его обрили налысо. От этого он казался старше и крупнее, чем был на самом деле. В ясных детских глазах застыла боль.

— Мама, — тихо сказал мальчик.

— Ты помнишь, где это? Ты помогал кормить свинок? Там еще курочки были в курятнике.

Мальчик кивнул и снова принялся за дело. Сосредоточенно, не говоря ни слова, он протягивал руку за нужными ему кубиками. Вошла другая сиделка, более молодая, чем Элисон, и принесла ей какие-то листы. Они начали перешептываться о своем, а Анна внимательно смотрела, как из множества машинок, которые валялись на ковре, мальчик выбирал нужные. Он расставил их в ряд, потом взял белую и красную машинки и поставил по бокам построенного им дома. Делал он это очень долго.

— Это твой дом? — спросила Анна.

Он пристально посмотрел на нее, сходил за красным автобусом и остановился перед ней, держа его в руках.

— А, автобус… Ты на автобусе приехал?

— Да.

— Ты знаешь, где этот дом?

Он взглянул на свою постройку и вдруг что было силы пнул ее ногой, потом опустил автобус на пол и начал катать его по истертому ковру.

— Ты приехал с Джозефом? Из дома ты ушел с Джозефом?

Анна очень досадовала и в то же время чуть не плакала от эмоций, мальчик был очень зажат, не подпускал к себе и все-таки уже почти начал отвечать ей. Его губы шевелились, он как будто говорил что-то про себя, потом отошел и сел в углу, сжимая свой автобус и даже не глядя на Анну. Она встала, взглянула на сиделок, поблагодарила их и сказала:

— Что ж, я, пожалуй, пойду.

Элисон подошла к ней, она заметила, что Анна расстроилась.

— Это будет очень долго. Если у нас с ним что-нибудь получится, мы обязательно вам позвоним. Вы сделали так, что он пошел с вами на контакт, даже мы такого не сумели.

— Просто сердце разрывается, — сказала Анна, обернулась и посмотрела на мальчика, он так и сидел в углу, не выпуская из рук автобуса.

— И правда. Мы созванивались с бабушкой, чтобы она приехала сюда. Она два раза нам обещала, но так и не появилась, это очень плохо. Честно говоря, по-моему, она вообще не хочет ни во что вмешиваться. Конечно, мы не сказали детям, что она должна была приехать, — лучше ничего заранее не обещать, мы здесь это давно уже поняли.

— Что с ними теперь будет?

— Будем ждать подходящих приемных родителей, но это должны быть совсем особые люди.

— Их не разлучат?

— Не могу сказать. Это зависит от тех, кто решится взять их к себе, состояние девочки очень хорошее, только она так ничего и не говорит.

Они пошли к двери, тихо переговариваясь, чтобы мальчик ничего не услышал.

— Ее не насиловали?

— Нет, но использовали для орального секса. Мы играем с ней в куклы, в разные игры, вы должны знать, как мы работаем.

— Боже мой… — произнесла Анна, еле сдерживая слезы.

Внутри у нее все кричало: «Отдайте их мне, я хочу о них заботиться!» Конечно, смешно было даже думать об этом, но сейчас ее захлестывали эмоции, она горела желанием помочь беззащитным малышам. Она понимала, что множество будущих приемных родителей переживают то же самое, однако далеко не все умеют обращаться с такими травмированными детьми; еще печальнее было думать о том, что детей иногда разлучают.

Анна уже прощалась с Элисон и пожимала ей руку, когда из комнаты выскочила та сестра, что была помоложе.

— Сестра Элисон, зайдите, пожалуйста, — торопливо произнесла она.

— Что такое?

— Он взял карандаши, стал водить ими по стенам. Я ему сказала, чтобы он дал их мне, а он отошел в угол и начал писать. Я подошла к нему — не наказывать, а вести в туалет, а он…

Элисон, не дослушав, поспешила в комнату. Анна чуть помедлила, но потом пошла следом за ней. Мальчик громко кричал, лягался, брыкался и вдруг, как будто порыв его разом прошел, подбежал к Элисон и громко заплакал. Она села и стала тихонько качать его, приговаривая:

— Ну-ну, тебя не накажут. Все хорошо, успокойся, перестань, мой хороший…

Анна вздрогнула от неожиданности, когда сзади подошла молодая сестра.

— Слава богу, наконец-то… — радостно произнесла она.

— Что вы хотите сказать?

— Он плачет, но разрешает Элисон держать себя, значит, мы сделали первый шаг.

— То есть вы сможете с ним поговорить?

— Наверное.

Дверь снова открылась. Элисон попросила принести апельсиновый сок, печенье, чистые штанишки и, почти сердито взглянув на Анну, отрезала:

— Сейчас к нему не пущу! Даже не просите!

Вернон сидел, поставив локти на стол и закрыв лицо ладонями. Вид у него был неважный. Ленгтон расположился напротив, Льюис сидел справа. Вернон говорил уже больше часа и все это время не переставая дрожал. Ленгтон посмотрел на часы — почти четыре. Он взял блокнот и быстро написал в нем что-то.

Льюис опустил взгляд и прочел: «Все еще упирается».

— Что теперь со мной будет? — спросил Вернон.

Ленгтон ответил, что они постараются найти ему адвоката, но, пока он не признается во всем, его будут держать в участке.

— Так я же ничего не сделал.

— Ты, Вернон, скрыл крайне важную информацию. Если бы ты рассказал все, что знаешь…

— Но я здесь ни при чем, Богом клянусь! Я защищался, вот и все! Это неправильно! Да если бы я вам сказал, где этот дом, сами знаете — из меня бы отбивную сделали.

— В самом начале нашего разговора ты отказался от присутствия адвоката, правильно?

Вернон посмотрел на магнитофон, потом на Ленгтона:

— Но вы мне сами сказали — договоримся.

— Я помню, что я сказал, Вернон. Договоримся — значит, ты продолжаешь разговор и делаешь официальное заявление.

— Не надо мне никакого адвоката.

— Не хочешь — как хочешь. — Ленгтон поднялся с места. — Если еще что надумаешь мне рассказать, давай не тяни; если считаешь, что попадешь в уютную открытую тюрьму, то зря ты на это надеешься.

— Вы такого не сделаете!

Ленгтон улыбнулся и тихо ответил:

— А спорим? — Потом, вполоборота повернувшись к Льюису, обронил: — Распорядись, чтобы его отвели вниз, в камеру.