Макглэйд начал отходить, но притормозил и с подозрением обернулся:

– А это не оттого, что от меня ссаками несет?

Фин поспешил мотнуть головой:

– Да ну, ты что. Нет, конечно. Лично я ничего не чую.

– Точно? А то у меня даже носки намокли.

– Да перестань, – солгал во спасение Фин и поспешил вдохнуть ртом, чтобы не нюхать.

Макглэйд отошел, при каждом шаге влажно попискивая обувью. Восстановив, наконец, дыхание, Фин с новым пылом атаковал дверь. Уже через полминуты он выбил цемент вокруг засова. Еще один итоговый пинок, и дверь с болезненным стоном отворилась.

– Можно стирать кожаные туфли? – озабоченно спросил Макглэйд. – Это ведь обувка «Бруно Мальи».

– Да? А я думал, твоя.

– Как смешно. Между прочим, пять сотен стоят. Только если воняют ссаньем, их сексапильность стремится к нулю.

– Давай хоть на пять минут прекратим о ссанье разговаривать?

– Да пожалуйста, – согласился Гарри. – Не хватало нам еще из-за каких-то ссак разосраться.

Фин двинулся первым, через дверь направившись в неосвещенный коридор. После того полета с лестницы голова все еще была не на месте, а правое колено начинало взбухать. Одной рукой Фин придерживался за стену, другую протягивал вперед, пробираясь со всей быстротой, какую только позволяло благоразумие. Бетон стен холодил руку. Что это, интересно, за помещение? Какая-то брошенная фабрика или склад? Он ненадолго остановился, пытаясь определить окружающие звуки. Которых, собственно, и не было. Ни уличного шума, ни машин, ни самолетов. А уж людских голосов и подавно.

Только попискивание мокрой обуви Макглэйда за спиной. Фин принюхался и сморщил нос, уловив запах сточных вод.

– Это не я, – отреагировал за спиной Гарри. – И только в силу обстоятельств.

Похоже, что они под землей, причем где-то вблизи канализации или в ней самой. Еще одна дверь вела в помещение с буроватой, гнусно пахнущей водой. Эта заводь тянулась примерно на двадцать метров, а дальний ее край играл оранжевыми отблесками неяркого света.

– Надо бы Лютеру свой бассейн почистить, – сказал Гарри.

– Там вон свет.

– Ты что, думаешь лезть прямо в это дерьмо? Мне казалось, тебе моей вони хватает.

Но Фин уже начал двигаться прямо в стоки. Они не были ни частью канализации, ни выгребной ямой. Этот странный резервуар, сообразил Фин, был создан Лютером по каким-то ему одному известным сумасбродным причинам.

Вода была холодной. Фин поднял руку и уловил поток циркулирующего воздуха. Если вслушиваться, то слух постепенно начинал улавливать шум большого, мощного кондиционера.

Что это, черт возьми, за место? Точнее, для чего?

– Прости, Бруно, – простонал Гарри, забредая в воду.

Оба придерживались периметра. Так выходило дольше, но зато глубина была не выше бедра.

Макглэйд следовал за Фином, неотвязно тарахтя:

– О боже, ты чуешь это амбре? Сколько, по-твоему, в этой жиже плавает заразы, так и норовящей к тебе прицепиться?.. Ну и жара здесь. Прямо тропики… Не помню, успел ли я сделать прививки от всех заразных… ох! В меня сейчас ткнулось что-то твердое… кажется, змея… длинная, коричневая, вонючая… или может, это были фекалии… Признаться, я их недолюбливаю… Уж лучше бы змея… Фин, ты улавливаешь запах испражнений?

– Гарри, ну пожалуйста, ты не можешь утихнуть хоть на несколько минут?

– Да как же мне утихнуть, когда они льнут ко мне со всех сторон, как к какому-нибудь гигантскому говномагниту?

– Макглэйд…

– А к тебе они не липнут?

– Макглэйд!

– Ладно, затыкаюсь.

Прошло секунд двадцать, и Макглэйд нарушил свой обет молчания:

– Ой, кажется, мне в рот что-то заплеснулось.

Но Фин не слышал: его внимание было приковано к платформе, что проступала впереди. А на ней лежало тело.

Он ускорился, беря курс на бетонный помост с мертвецом.

– Этот парень, похоже, куда-то опаздывал, – рассудил Гарри.

– Опаздывал? – не понял Фин, оглядывая расчлененный труп.

– Ну да. Так торопился, что вынужден был разорваться.

– Я порой дивлюсь, как устроен твой мозг.

– О. Я с ним и сам иногда не рискую связываться.

Оранжевый свет исходил от газового фонаря в стенной нише. А рядом находилась дверь.

С притолоки бесхозно свисали путы с другими частями трупа.

И тут Фин что-то такое углядел. Прямо в двери, похожее на серый язык.

Липучка от обуви Джек.

– Джек была здесь, – вполголоса сказал он, торопливо проходя в дверь.

Снова извивы темных переходов, но уже с проблесками нестойкой надежды, развеивающими страх.

Джек жива. И была здесь. Надо ее только найти.

– Фин! Ау-у! Ты куда-то задевался, в потемках?

– Я здесь! – крикнул он, не сбавляя хода.

– Фииин!

Стоп. Это уже не Гарри. А чей-то еще знакомый голос… Херб.

– Херб! Ты здесь? Я иду! Вопи, не умолкай!

Так они перекликались, пока Фин не набрел на еще одну мерзлую загаженную комнату. Там на полу сидел Херб. Среди кровяной лужи.

Дочурка спала, когда дверь открылась и в комнату вошел Лютер, неся с собой баллон с приделанным к клапану таймером.

Таймер вел отсчет от восьмидесяти пяти секунд… Восемьдесят четыре… восемьдесят три…

Баллон Лютер поставил около кресла.

– Меньше чем через полторы минуты этот баллон наполнит комнату усыпляющим газом. Ты отключишься. Я боюсь, что твоя девочка может не вынести дозировки и умереть. Когда вы ехали в грузовике, она получила лишь мелкую дозу, поскольку находилась еще в тебе. А теперь получит полную. Дай ребенка мне, и он будет в безопасности.

– Катись к дьяволу.

Я бережно прижала дочь к себе.

– Семьдесят пять секунд, Джек.

– Прошу тебя, Лютер. Даже такой, как ты…

– Что «такой, как я»?

– Неспособен сделать такого со мной. С ней.

– На что я способен, ты понятия не имеешь.

Передать ее, ему… на это я пойти не могла.

Но мысль о том, что она умрет прямо здесь, у меня на руках, давила непосильным гнетом.

– Когда я увижу ее снова?

– Скоро.

– Когда?

– Пятьдесят пять секунд, Джек, – он подался вперед, раскрывая руки.

– Нет, – выдавила я. – Не могу.