«Наталия Гулькина покидает группу “Мираж”, потому что у “Миража” очень мало концертов», — говорит голос за кадром, и дальше вставляют мой текст, что я хочу новогоднюю ночь провести со своими детьми. Вставили все, что посчитали нужным, отовсюду отрезали мою речь, все остальное сказал диктор. Мне звонит Лавров, кричит:

— Какое ты имеешь право говорить, что у нас нет работы?

— Я этого не говорила. Найдите эту пленку и посмотрите ее, они все перевернули с ног на голову.

— По телевизору только что показали, что у «Миража» нет работы и ты хочешь провести время с детьми.

— Лавров, найди пленку и посмотри. Там порезали мой текст, я так не говорила.

— С тобой все ясно! — крикнул он и кинул трубку.

В том, что это сделал сам Лавров, я уверена на сто процентов — все было просчитано и подстроено. Это была провокация, чтобы выставить меня в дурном свете, создать аргументы, доказывающие, что со мной лучше не иметь дела. Игорь Саруханов на меня, видимо, обиделся, подумав, что я не то место выбрала для разборок с группой, так как в нескольких программах прозвучало следующее: «У Саруханова на концерте Гулькина объявила, что уходит из “Миража” по причине отсутствия концертов».

Я несколько раз пыталась ему звонить и все время слышала в трубке: «Мне некогда разговаривать». С того момента мы с ним практически не общаемся. Я считаю, что это несправедливо: не разобравшись, в чем дело, человек просто отрезал меня от себя. И вот оно, решающее интервью журналиста Ахмеда Бозиева по поводу моего ухода из группы.

Он задает мне прямой вопрос:

— Почему вы уходите?

— Первый раз слышу об этом. А если я и ухожу, то в собственное сольное плавание.

— А я слышал, что вы делите Андрея Литягина.

— Это неправда.

…А предыстория такова. За полгода до этого в программе Андрея Малахова «Пусть говорят» Литягин встал на колено, подарил Суханкиной кольцо и якобы сделал ей предложение. Лавров очень здорово придумал сценарий, что сейчас он ввяжет в эту историю Литягина и якобы на фоне любви девочки разругались и разошлись. Я выпала в осадок… Суханкина живет с Лавровым, а тут приходит Литягин и говорит: «Она — любовь всей моей жизни», — и чуть ли не кольцо на палец надевает. Думаю, вот ребята замутили и даже мне ничего не сказали. Вроде как я уже вне игры и меня не надо предупреждать. Лавров поведал об этом Бозиеву, а также предупредил, что Гулькина будет все отрицать. Разыгрывается спектакль. «Она любит Литягина, а Литягин любит Суханкину, и вот они на этой почве расходятся. Гулькина больше не может находиться в коллективе, потому что дико ревнует Литягина к Суханкиной».

Это уже потом выяснилось с Бозиевым, когда было опубликовано интервью. Все, что я сказала, — вырезали, все, что сказали они, — оставили. Меня выставили в черном свете, якобы я сплю со всеми танцорами и капризнее меня просто нет человека!

А перед этим я рассказывала Бозиеву, как мы выступали на Поклонной горе в предновогодние праздники. После концерта мы с музыкантами и танцорами разговаривали на стоянке у своих машин. Лавров с Суханкиной попрощались и ушли. И вдруг на нас несется, горя фарами, авто, в котором ездила Маргарита. Все отпрыгивают в сторону, а я стою как парализованная, меня отталкивают буквально за секунду до столкновения. В джипе ударяют по тормозам, выключаются фары. И мы видим, что в машине сидят Лавров и Суханкина и… ржут. Типа они нас попугать хотели. Но я сразу поняла, что машина летела конкретно на меня. Они отъехали, а я при всех тут же позвонила Лаврову и сказала: Имей в виду, я следующий раз возьму камень, и просто разобью стекло. Мне будет плевать, что она скажет. Это уже беспредел.

— Да никто не собирался тебя давить, подумаешь, пошутили, — буркнул он.

— Я предупредила, и у меня куча свидетелей.

Если бы Суханкина в тот момент не дала по тормозам, она бы меня сбила, он просто бросил трубку.

Об этом я рассказала Бозиеву, который внимательно меня слушал. Но в итоге вышла статья, где написали, что я вечно болею, срываю концерты, со всеми в группе сплю, никогда не соглашаюсь на интервью. А у нас еще после Нового года планировалось 15−20 корпоративов…

Ситуация зашла в тупик. «Добрые люди» всегда приносили мне эти газеты, я их читала и ревела, вытирала слезы и шла на сцену. И на одном из очередных концертов пошел к Лаврову и Литягину. Трясет этой газетой перед Лавровым и говорит:

— Слышишь… ты… а за такие вещи и по физиономии можно получить? По какому праву выходит такая статья, такой оговор? Ты же прекрасно знаешь, что это не так. Зачем вы про нее такое пишете, при том что она еще работает с вами в одном коллективе?

Лавров дал задний ход:

— А что я? Это все Бозиев написал.

— Бозиев? Хорошо.

После концерта Лион звонит Бозиеву:

— Тебе что, давно по роже не давали?

— Что такое случилось?

— По какому праву ты огульно порочишь честь человека, который на голову реально выше всех этих людей, у которых ты брал интервью? Это же ложь, ложь от первого до последнего слова!

— Лион, подожди! У меня есть запись, я ее тебе предоставлю, что я ничего не придумал, что все это сказали Лавров, Суханкина и Литягин. Когда Наташа ушла, они еще долго давали интервью. Я тебе эту запись продемонстрирую.

Лион поехал к нему за этой записью и сказал:

— Я требую, чтобы ты написал опровержение.

Опровержение появилось гораздо позже и уже не имело никакого значения. С записью Лион приехал к Лаврову:

— Вот запись, это твои слова. И ты после этого будешь говорить, что ты здесь ни при чем?

— А что это ты все расследуешь? Какое твое дело? Что тебя это волнует?

— Да, меня это волнует, вы заклевали человека. Вы не даете ей вздохнуть. Что она вам сделала плохого?

— Не твое дело.

— Я работаю в этом коллективе четыре года. Я не вижу ничего плохого, что бы она могла сделать.

— Да, ты так говоришь, потому что ты наверняка с ней.

— Какая разница, кто с кем?

Последние пятнадцать концертов были очень тяжелыми. Лион тоже оказался в сложной ситуации. Он сказал мне:

— Послушай, зная Лаврова, я советую тебе потребовать деньги вперед за все концерты, потому что потом он обязательно что-нибудь придумает, чтобы не заплатить всю сумму.

А Лавров постоянно делал какие-то вычитания.