Размокшие листья платана на асфальтовой дорожке напоминали следы чудной птицы Сирина, а красные кленовые листья — маленькие препарированные сердца. Студенты медицинского шлепали по лужам вслед за профессором к кирпичному корпусу больницы. В этот дождливый день пациентов в парке было мало, и потому Кир сразу заметил девушку. Девушка стояла на лужайке, окруженной высокими старыми липами. Липовые листья в изобилии усыпали мокрую землю у нее под ногами, но хороводом кружились вокруг девушки листья клена, желтые, алые и оранжевые. Девушка была ослепительно красива. То есть в другое время и в другом месте она могла быть красавицей или дурнушкой: бледное личико, острый носик в россыпи веснушек, длинные светлые волосы и глаза переменчивого цвета. Сейчас глаза девушки, в тон больничному халатику, были бирюзовы, с зеленым лиственным просверком. В другое время и в другом месте, говорю, но здесь и сейчас она была прекрасна. Кир остановился. Пожилой профессор оглянулся и сказал: «Ах, эта. Гебефрения. К сожалению, довольно поздний диагноз».

В этой жизни Кир был студентом-медиком, но сейчас забота его была не медицинского, а скорее кулинарного рода. Молодое вино диво как хорошо, если в него добавить капельку осеннего безумия. Безумие летнее очаровательно с сангрией и портвейном, а зимнее безумие неплохо идет с ледяным шампанским и айсвайном. Но молодое, не перебродившее еще вино из урожая этого года требует осеннего безумия. Кир обещал Джентльмену доставить пару склянок для ежегодного пира, который Джентльмен устраивал по случаю праздника урожая. Для этого он и топал сегодня с однокурсниками, начинавшими практикум в городской психлечебнице. Сейчас, однако, он отстал от товарищей и шагнул на размякшую почву лужайки. Под ногами хлюпало, из палой листвы сочилась вода. Девушка кружилась. Кир мог бы поклясться, что однокурсникам просто увиделась худая курносая девчонка, безумная сомнамбулка, запутавшаяся в случайном смерчике. Кир знал лучше. Никакого ветра сегодня не было и быть не могло. Листья слетели с дорожки и поднялись в воздух, потому что послушались девушку.

Заметив Кира, девушка остановилась, и кленовые пятерни опустились на траву вокруг нее. Танцовщица посмотрела на Кира, склонив голову к плечу и улыбаясь.

— Я тебя где-то видела. Ты знаешь Веньку? — Не получив ответа, она капризно топнула ногой и продолжила: — Меня тут заперли, потому что считают, что я ненормальная. А я просто ищу Веньку. Он потерялся где-то на полдороге. Вовка меня здесь запер, потому что ревнует. Он знает, что, хотя мы и женаты, я всегда любила Веньку, а не его. Он скучный. А ты не скучный?

Кир усмехнулся:

— Я всякий. Но со мной обычно не скучно.

Девушка приблизилась к нему и, откинув голову, заглянула Киру в глаза. От ее взгляда Киру почему-то стало неловко, хотя сам он без застенчивости пялился и в очи записных див, и в оловянные зенки убийц.

— Ты не врешь. Странно. Обычно ты врешь, а сейчас — нет.

Определенно, с этой девушкой было неловко. Но интересно.

— Мой старый друг устраивает сегодня вечеринку. Хочешь пойти со мной?

— Я не могу. Здесь ворота железные и забор. И охранник в будке.

— Ничего, со мной тебя выпустят.

— А снаружи не страшно?

Кир подумал. Если ответить честно, девушка могла и отказаться. Поэтому он ответил наполовину честно:

— Со мной — не страшно.

Новая знакомая улыбнулась и протянула ему ладошку:

— Меня зовут Ирина Владимировна. Ирка.

— Кир, — представился Кир, пожимая твердую и горячую ладошку и думая о том, как легкая перестановка букв могла бы превратить их имена почти в одно и то же имя.

Джентльмен весьма удивился, когда Кир предупредил его, что вечером будет не один.

Дорога вилась серпантином по склону. Алый «феррари» рассекал на такой скорости, что почти превратился в красную ленту, опоясывающую гору. Когда поднялись выше, Кир поехал медленней. Вид сверху был очень красив: лазорево-изумрудное море, полумесяц залива и белый город, тоже раскинувшийся полумесяцем над кранами порта. Вдоль берега тянулись желтые песчаные пляжи, лучшие пляжи на побережье. По склонам карабкались виноградники. Сейчас листья винограда были окрашены во все теплые цвета спектра, от желтого до темного-багряного. Старая цепь гор, на которую взбирался «феррари», была чуть повыше холмов, изъедена ветрами и коррозией, зато более молодые горы за ними покусывали зубами небо, голубое, как перо сойки.

— Ух ты, — сказала Ирка, выглядывая из окна. Кир опустил стекло, и светлые Иркины волосы плеснули на ветру. — Непременно поднимемся сюда с Венькой. У него, конечно, нет такой машины. — Она провела пальцем по коже сиденья, шоколадно-гладкой, такой шоколадной, что хоть палец облизывай. — Но мы пойдем пешком. Тут наверняка есть пешеходные тропы. Наверное, это очень здорово — карабкаться через виноградники, чтобы в листьях пряталось солнце.

— Как же вы потерялись?

Ирка подняла глаза и растерянно нахмурилась:

— Не знаю. Мы всегда были вместе. А потом он… сбежал. Но ты не думай, — поспешно добавила она, — Венька не трус. Просто ему казалось, что так правильней.

Сложная жизнь галлюцинаций мало интересовала Кира, однако он притворился, что внимательно слушает. С девушками, а особенно с красивыми полоумными девушками стоит быть внимательным. Обычно это окупается в конце.

— О, Кирюха, Кириэль, Ундомиэль, Электродрель! — Джентльмен уже успел изрядно нализаться. Он подкатился к Ирке и театрально закрыл лицо пятерней. — Боже, какая красота. Я ослеплен. Позвольте, сударыня. — Со старомодной учтивостью он приложился к Иркиной руке почерневшими от вина губами. Ирка неуверенно улыбнулась. Джентльмен выпрямился и воскликнул с ненужной аффектацией: — Окажите честь старику, будьте хозяйкой моего скромного пира!

Ирка открыла было рот, но Кир быстро сказал:

— И не вздумай соглашаться. А то козлоногие зарежут тебя в конце пира и принесут в жертву духу горы. — Он кивнул на собравшуюся публику. Публика и вправду была не ахти. Пьяные нимфы и дриады, сатиры и фавны окружили стоящие на козлах бочонки. Присутствовал даже один старый сильван, весь заросший клочковатым мохом.

Ирка вздрогнула и спросила у Джентльмена:

— Это правда? Меня бы и в самом деле зарезали?

Джентльмен вздохнул и развел руками:

— А что поделать? Дикая публика. Я, красавица моя, и сам не любитель шумных сборищ. Однако в этой местности нас считают альвами, служителями, так сказать, благодатной Фрейи. Приходится, гм, соответствовать.

У бочонка с яблочным вином разгоралась драка. Сатир улегся прямо у бочки, открутил кран и глотал янтарный напиток, а в основном проливал себе на волосатую грудь. Его оттаскивали. Сатир мекал и отбивался копытами. Джентльмен извинился и пошел разнимать драчунов.