Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не буду я носить на голове эту дурацкую тряпку.
– Придется. Ты теперь отвечаешь за этих детей. Упадешь – им конец.
Дэн вздохнул, повязал полоску ткани на голову и стал похож на рикшу.
Каждый сделал по глотку воды.
Девочка попросила еще, и ей позволили, потому что со слезами она бы потеряла больше. На привале она разыгралась, и доктор начал шутить с ней и улюлюкать.
Дэн поднял брови. Через час они могут превратиться в изжаренные котлеты. Силы на исходе – разве сейчас до игр?
Илий поймал его взгляд и сказал негромко:
– С ними нужно играть, что бы ни случилось. Игра позволяет детям выживать в самых жестких условиях. Это защитный механизм, который в них заложен. – И добавил тихо: – Однажды я видел, как дети играли после бомбежки среди развалин.
– Серьезно?
Парень обрадовался и полез в рюкзак, выудил оттуда какую-то розовую фигурку.
– Я знал, что он мне понадобится. Зря я, что ли, прыгал за ним в реку. Та-да!
Он поднял над головой резинового пупса.
Девочка манерно сложила ладошки и вздохнула:
– Ох…
Все засмеялись. Дети, соскучившиеся по игрушкам, принялись внимательно изучать куклу-путешественницу.
Дэн подсел к доктору поближе, прошептал на ухо:
– Что, если София просто сбежала?
– С контейнером? Зачем ей это?
– Не знаю.
Они помолчали немного, и парень спросил:
– Она действительно может остановить полудниц?
Илий замялся:
– Они ни живые, ни мертвые – застряли где-то на полпути. У меня не вышло, но может быть, она знает, как с ними поговорить.
– Тогда почему бы нам не остаться здесь и не дождаться ночи? – голос Дэна зазвучал слабо, по-детски.
Доктор нахмурился:
– Они могут ее убить. Могут не обратить на нее никакого внимания. Кто знает, что им на самом деле нужно? К тому же у нас заканчивается вода. А поблизости ни ручья, ни реки. Нам нельзя останавливаться. Достань навигатор. Заряд еще есть?
– Немного.
Они дружно посмотрели на экран.
– Пойдем вот здесь, – предложил Илий, описывая пальцем дугу через зеленое пятно на карте.
– Но это чуть ли не в два раза дольше! – возразил Дэн. – Может быть, я профан в хирургии, но по картам ориентируюсь отлично! Через пустошь до монастыря быстрее всего!
– Дело не только в расстоянии. На этой пустоши мы спечемся через пару часов. А вот здесь могут быть деревья и тень, понимаешь? Но главное – взгляни вот сюда.
Дэн улыбнулся и кивнул: на карте тонкой синей ниткой тянулась река. Спорить ему расхотелось. За последние дни у него не раз выпадал случай убедиться – солнце нельзя недооценивать.
Следующий час на адовом пекле показался путникам вечностью. Едва зажившая мозоль на ноге снова разболелась, и Дэн начал прихрамывать. Он пытался по совету Илия развлекать мальчика игрой в слова, рассказывал ему выдуманные истории, и Максим шел, проявляя небывалые для ребенка выносливость и терпение.
Скоро Илий сообщил, что у девочки снова поднимается температура. Она была с головой накрыта рваной рубашкой, как покрывалом, и недовольно ерзала, не желая сидеть на руках. Но пребывание на открытом солнце было для нее сейчас слишком опасно.
Когда они увидели первые деревья, Дэн чуть не завопил от радости. Как хорошо, что они решили пойти этим путем! Они подошли ближе, и оказалось, что на деревьях нет листвы, она высохла, и только голые ветки торчали острыми пиками в небо. И все же стволы давали хоть какую-то тень.
Отдохнув немного, они пошли дальше.
Река все не появлялась, и скоро даже неутомимый Максим начал хныкать и спотыкаться. Он в один миг обессилел, словно у него резко села батарейка, и его тоже пришлось нести на руках.
Это изменило все.
Теперь доктор нес мальчика, а Дэн – девочку.
Она больше не сопротивлялась и только тяжело дышала, крепко вцепившись своими маленькими пальчиками ему в футболку.
Парень думал, что из него давно уже вышла вся жидкость, но пот продолжал заливать лицо и разъедать глаза. Солнце только начало набирать силу и приближалось к зениту. Если это лишь начало – что их ждет впереди? Стволы деревьев расплывались в мареве. Мысли ворочались в гудящей голове медленно, как осы в абрикосовом варенье.
Дэн глядел на раскачивающуюся спину Илия с темным треугольником пота на спине и кусал потрескавшиеся губы, чтобы не расплакаться. Доктор рисковал всем ради дочери, а теперь погибнет за чужих детей. Возможно, он даже не сумеет их спасти. Земля закружилась перед глазами.
«Если рухну, точно не сумеет…»
Дэн проваливался в пустоту и снова возвращался к одним и тем же мыслям:
«…Ладно Илий, он немного пожил на земле. Но за что должна страдать эта малышка, которая и так болеет, и мучается у меня на руках? За что должен умереть Максим… который так храбро… в плену у полудниц…?»
Дэн глядел на тело мальчика, устало повисшего на руках доктора.
«А я? Я ведь ничего толком не успел. Разве это справедливо? Я… я даже не целовался никогда по-настоящему!»
Лучше, чтобы тебя поджарили полудницы, чем вот так глупо умереть в пустоши. Превратиться в мумии, в четыре сухие оболочки, гонимые ветром. И это после всего того, что им пришлось вместе вытерпеть! Он пнул кусок глины, зарычал.
– Ничего, – пропыхтел доктор. – Это только разминка.
Следующие двадцать минут Дэн шел в полубреду, не чувствуя больше страшной боли в шее и плечах, не чувствуя натертой мозоли.
В его затуманенном сознании звучали слова Илия:
«Упадешь, и им конец».
И он шел, потому что доктор не преувеличивал – если не выдержит еще кто-нибудь – конец всем.
Скоро его воспаленные глаза уловили какие-то перемены в ландшафте.
«Река, река уже недалеко».
Они шли, ритмично дыша, втягивая ноздрями обжигающий воздух и отсчитывая каждый шаг.
И река журчала где-то совсем близко. Несла свои холодные волны прямо им навстречу, синие, как глаза полудниц…
– Не спи! – рявкнул Илий. – Нельзя, Дэн.
Парень открыл глаза, в последнюю секунду напряг руки и еле удержал девочку.
«Река. Где река?»
Илий сидел в тени с закрытыми глазами, прислонившись спиной к толстому мертвому дубу. На коленях у него по обе стороны, изможденные, спали дети.
Дэн стоял, выпучив глаза. Он еще чувствовал вес девочки у себя на груди, сведенные руки не разгибались. Его губы беззвучно шевелились: «Не может быть».
Голос у доктора звучал хрипло, чуждо.
– Ты молодец. Ты дошел…
– Дошел?
Парень замер на краю обрыва. Перед ним простиралось изборожденное трещинами высохшее русло реки. Мертвая чешуя
