В это мгновение на берегу раздался громкий звук горна почтового дилижанса, стук копыт и грохот колес.

Тобиас посмотрел на Мэггса, лицо его побелело от страха.

— Дилижанс, — сказал Мэггс.

— Дилижанс?

— Ни с места!

Но Тобиас уже успел выпрыгнуть из лодки и стоял по пояс в воде. Пока Мэггс освободился от лодки, писатель уже кое-как выбрался на берег и устремился к дороге, увязая в песке.

Если бы Тобиас не угодил ногой в щель между камнями и не вывихнул себе ногу, он успел бы добраться до деревушки Ньюхэм еще до того, как Мэггс настиг его.

Но он повредил ногу. Поэтому его легко было догнать, сбить с ног и прижать к земле лицом вниз в зарослях цветущих колокольчиков. Он лежал бездыханный, покалеченный и раздавленный под тяжестью навалившегося на него каторжника. Они слышали, как по дороге всего в шести футах от них ехала телега с сеном.

Рядом с телегой шагали двое молодых парней в красных рабочих блузах. У одного из них за плечами был шест или дубина с железным наконечником. Другой парень был не вооружен, он шел походкой свободного фермера средней руки, который, Тоби не сомневался, не задумываясь, заступился бы за честного незнакомца. Но одно воспоминание заставило писателя, как и героя его романа «Майкл Адамс», не подать голоса.

Он проводил глазами своих возможных освободителей, не переставая проклинать себя за трусость. Таким его сделала память о порезанном горле, ужасных хрипах и смертельном бульканье льющейся крови, да еще сознание, что и с его жизнью можно так же легко покончить, как проделать дырку в бочонке.

Когда телега проехала, Мэггс с ножом в руке присел около него на корточки.

— Перевернитесь, — мрачно велел он Тобиасу. Тоби перевернулся на спину и стал испуганно следить краем глаза, как его захватчик отрезает от своего вещевого мешка кусок шнура.

— Что вы делаете, Джек?

— Наручники для ваших рук.

— Я только хотел остановить дилижанс.

Мэггс приблизил лезвие ножа к голой шее своей жертвы, и Тобиас, отшатнувшись, опять уронил голову в заросли колокольчиков.

— Положите свои идиотские руки за голову.

Тоби подчинился, но, почувствовав чужие пальцы на поясе брюк, тут же опустил их, защищая самую интимную часть своего тела.

— Пожалуйста, Джек… Нет, нет!

Вместо ответа он получил острый укол в большой палец и вскрикнул от боли. Австралиец уже расстегивал пуговицу на поясе брюк, а затем его ужасные руки добрались и до ширинки. Оцепенев от ужаса, Тоби глазами, полными слез, смотрел на него и на верхушки деревьев. Он чувствовал, как убийца уже принялся пороть его брюки.

— А теперь суньте руки в карманы.

Тоби представил себе ждущие его ужасные последствия, однако, когда он ответил, голос его был ровным.

— Вы хотите увидеть сына, — сказал он. — Было бы разумным понять, что моя помощь — ваш единственный шанс.

— Суньте руки в карманы, Тоби.

Тобиас подчинился и, медленно сунув руки в карманы, обнаружил, что дна у карманов нет, они обрезаны.

— Не двигайтесь, — далее скомандовал Мэггс, затем тоже сунул свою руку в правый карман Тобиаса и быстро обвязал кисть его правой руки шнуром. Потом он то же проделал с левой рукой своего пленника.

— Не натягивайте шнур, — приказал Мэггс.

Но Тобиас не послушался и, потянув руки в стороны, почувствовал, что его кисти связаны между собой, как наручниками.

— Не натягивайте шнур, если не хотите, чтобы вам стало еще хуже.

Затем Мэггс, зажав нож в зубах, сам застегнул писателю брюки и помог ему встать на ноги.

Тоби, взглянув на лицо бандита, увидел, что тот, несмотря на нож в зубах, широко улыбался. А вынув изо рта эту помеху, Мэггс откровенно расхохотался.

— Посмотрели бы вы на себя. А ведь вы думали, что я отрежу вам кое-что.

Тоби стоял со связанными руками в карманах и понимал, какую жалкую и печальную картину он собой представляет.

— А теперь, — сказал Мэггс, — пересчитайте свою мелочь в карманах, Тоби, и убедитесь, что у вас есть ваш пенни с двумя фартингами в придачу. — Сказав это, он обнял Тоби за плечи и прижал его голову к своей груди, заставив вдохнуть в себя то, что навсегда останется для Тоби «запахом каторжника», запахом холодного соленого пота. — Пойдемте, ваша светлость, — ободряюще промолвил Джек Мэггс, — вы подсчитаете свои капиталы по дороге в Лондон.

И двое мужчин зашагали по цветущему лугу к дороге. Высокий и крепкий из них продолжал смеяться, а тот, кто был пониже ростом, с покрасневшим от конфуза лицом, был мрачен и угрюм. Он шел, глубоко засунув руки в карманы брюк, навстречу тому, чего так хотелось избежать.

Когда в Глостере ее плененному мужу помогали сесть в дилижанс, в Лондоне Мери Отс уже спустилась в гостиную и, к своему великому неудовольствию, увидела в ней Лиззи, которая обычно любила понежиться в постели и вставала только к завтраку. Однако сейчас она сидела у окна, сложив руки на животе, словно жена капитана, ждущая мужа из дальнего плавания.

— Этот мальчишка из лавки Джонсов дождется, что его переедут, — сказала Лиззи.

Мери воздержалась от комментариев. Она опустилась на низкий стул, на котором любила кормить грудью ребенка.

— Он перебегает через дорогу за своим обручем, невзирая на экипажи. Так и под копыта лошади попасть можно.

— Лиззи, ты ждешь возвращения Тобиаса?

Свет из окна не падал на лицо ее сестры, оно было в тени, но Мери уловила некую фальшивость в голосе Лиззи, когда та воскликнула:

— Он приезжает сегодня, Мери?

Мери не сочла нужным ответить.

— Сегодня, не так ли? — повторила вопрос Лиззи. Эта неискренность сестры была столь отвратительна Мери, что она не смогла больше притворяться.

— Ты знаешь столько же, сколько и я, Лиззи.

— Нет, я думаю, что ты знаешь больше, Мери. Посмотри, как ты оделась.

Мери тоже заметила, как была одета Лиззи в это утро: на ней было ярко-голубое поплиновое платье и лучшая шаль на плечах.

— Думаю, ты получила от него весточку, — неосторожно настаивала Лиззи. — Потому что надела свое бархатное платье.

Предположение, что она надела свое лучшее платье, дабы понравиться мужу, настолько оскорбило Мери, что ей понадобилось какое-то время, прежде чем она смогла спокойно ответить:

— Видимо, Лиззи, это ты что-то узнала от моего мужа.

— О, Мери, какие странные вещи ты говоришь!

— Не более странные, чем ты, — мрачно изрекла Мери.