У нее был огромный личный архив, содержавший более тысячи писем Муссолини, но она их никогда не публиковала, и куда они делись после ее смерти, неизвестно и по сей день.

Леде Рафанелли не понадобилось возвращаться в Италию — все годы фашистской диктатуры она так там и жила в полном уединении, но в 1946-м опубликовала письма к ней, написанные ее возлюбленным еще до того, как он стал дуче. Она собрала их в книгу, которую назвала: «Una donna е Mussolini» — «Женщина и Муссолини».

Книга вышла еще раз в 1975 году, в издательстве «Риццоли», с прибавкой к названию «Любовная переписка» (Una donna е Mussolini: la corrispondenza amorosa, 1975 Rizzoli).

Эдда Чиано, любимая дочь Бенито Муссолини, проклявшая своего отца, дожила до 1995 года. Она сохранила значительную часть дневников Галеаццо Чиано и опубликовала их так скоро, как только смогла. При всей своей субъективности дневники оказались очень ценным документом для историков, занимавшихся Второй мировой войной.

Наверное, самым выдающимся из потомков Бенито Муссолини оказался его младший сын, Романо.

Он еще в ранней юности увлекался джазом, чем, говорят, сильно раздражал Генриха Гиммлера.

Так вот Романо Муссолини сначала выступал под псевдонимом, а в 1960-х годах перестал прятаться и создал свой джазовый оркестр, да еще с английским названием — «Romano Mussolini All Stars» — «Романо Муссолини, Все Звезды».

Он вообще был широким человеком. Смеялся над отцом, когда тот якобы понимал Ницше, но когда его дочь, Алессандра Муссолини, основала довольно-таки радикальную партию «Социальная инициатива», с сильным креном в сторону идей фашизма раннего периода, Романо написал для этой партии гимн.

Кстати, Романо Муссолини был женат на Анне Вилла-ни Шиколоне, сестре Софи Лорен, и Алессандра от этого брака и родилась, так что эта примечательная дама оказалась одновременно и внучкой диктатора, и племянницей кинозвезды.

Жизнь — странная вешь, но почему-то кажется, что такое могло случиться только в Италии.

III

Одним из лучших специалистов по части того, что может или не может случиться в Италии, был Луиджи Барзини. Ссылка в глушь за политическую неблагонадежность, как ни странно, избавила его от многих неприятностей — на своем маленьком островке в Адриатике он пережил и американские бомбежки, и германское вторжение летом 1943 года, и битву за Италию, которая длилась вплоть до весны 1945-го.

После краха Республики Сало Луиджи Барзини вышел на свободу и снова занялся своим ремеслом — журналистикой. В 1958-м он занялся и политикой — стал депутатом парламента от Итальянской либеральной партии, но широкую известность ему все-таки принесло не это, а книги. Одна из них, названная «Итальянцы», в Америке стала бестселлером.

Автор рассказывает о «мире глазами итальянца» и о том, какое огромное место в этом мире занимает семья, и что такое локальный патриотизм, и что такое Церковь — если речь идет об Италии, и как по-разному смотрят на жизнь на севере Италии — где-нибудь в Турине или в Милане — и на юге страны, и что линия этого культурного раздела север/юг проходит как раз через Рим, столицу Италии. Барзини объясняет, что чем дальше на север, тем больше итальянцы схожи с европейцами вообще — хотя бы в смысле отношения к деньгам и времени, — а чем дальше на юг, тем меньше этому придают значения.

Там и деньги сами по себе не так важны, и время течет себе и течет, вне зависимости от графиков и расписаний, но зато резко возрастает роль престижа, и человек прежде всего стремится слыть тем, кого уважают и боятся.

Ну, и Луиджи Барзини не обошел и такой важной темы в истории Италии, как эра Муссолини.

В его глазах она началась как столкновение вдоль еще одного разлома в политической жизни Италии — резкого расхождения между «левыми» и «правыми».

Крайне «левые» видели будущее Италии социалистическим. Типичный бунтарь-социалист полагал, что убийство короля, или бомба в набитом публикой театре, или захват фабрики — все это немедленно вызовет желанную революцию.

Бенито Муссолини в пору своей юности был именно таким.

Но помимо крайне «левых», в Италии были и крайне «правые». Их программа начиналась с того, что «левых», как политический фактор, следует уничтожить. А уж дальше, освободив себе руки, можно приступать к действительно серьезным делам — к широкой экспансии и к захвату колоний.

Противостояние «левых» и «правых» в 1919–1922 годах вылилось буквально в форме гражданской войны — только что закончилась она относительно бескровно, и итогом ее стало установление нового режима во главе с Муссолини — бывшим социалистом, ставшим пламенным националистом.

С этого в Италии и началась диктатура, и больше всего Барзини поражало то, что за границей режим принимали всерьез. В ходе своей профессиональной деятельности он много поездил по миру и читал в иностранных газетах о таких-то и таких-то намерениях коварного диктатора Бенито Муссолини. А когда возвращался домой, то видел совершенно некомпетентную администрацию, вороватые и коррумпированные элиты и власть, озабоченную только одним — созданием фасада могущества. И в итоге в 1940 году Бенито Муссолини совершил непрощаемый грех:…

Он поверил собственной пропаганде.

IV

У Марка Алданова есть новелла о последнем дне, прожитом Бенито Муссолини. Алданов обычно смещает фокус повествования — главный герой появляется у него, как правило, не сразу, по имени до поры не называется и показан со стороны глазами какого-нибудь незначительного персонажа.

Но в данном случае писатель изменил своему обычаю.

Новелла сразу начинается с размышлений дуче о сохранности заветного сундучка, где он хранит некие деньги, и уже в четвертом абзаце он уже назван — да, это Муссолини.

Ну, а дальше подробно рассказано, как диктатор оказался в ловушке и был извлечен из кузова грузовика одетым в немецкую шинель, и как и его, и Кларетту помещают в крестьянском доме — хоть и под охраной, но вместе, и в хорошей комнате.

А хозяину дома партизаны говорят, что у него тут временно побудет немецкая супружеская пара, и тот соглашается, потому что деваться ему все равно некуда, но ворчливо заявляет, что ладно, он не против, но кормить гостей он не будет, потому что нечем.

А потом оказывается, что дама, попавшая крестьянину в постоялицы, для немки просто на диво хорошо говорит по-итальянски, и долго и многословно его благодарит, и говорит, что «они всем довольны», а ее муж, человек пожилой и явно больной, все больше отмалчивается.

Наутро следующего дня, смягчившись, крестьянин все-таки приносит своим постояльцам немного какой-то нехитрой