еще тот ветеран, где только не был, что только не делал, а вот осел тут, в маленькой школе бокса. Он знает про удары локтями и коленями, знает про бэкфист и удар в разножку, знает про нож и про людей, которые этот нож держит. Много у нас общего. Потому мы с ним сидим вместе и пьем горький чай, который Нобу-сенпай не умеет заваривать. В следующий раз я сам заварю.

— Связки слабые — говорит он, не отрывая взгляда от уличных огней: — коленка левая проваливается.

— Знаю. — отвечаю я и отпиваю глоток из старой, потрескавшейся кружки: — спасибо.

Мы снова молчим и смотрим на улицу. Я думаю, что жизнь — это не гонка за сокровищами, жизнь — это открыть глаза и увидеть, что сокровища — вот тут, прямо под носом. Разговор с другом, горький зеленый чай с наставником, красота уличных огней, мама, ждущая дома, мелкая надоеда сестра, которой до всего есть дело, прохладный вечер за окном и теплая кровать. Все это и есть то, ради чего стоит жить. А что до денег… будут вам деньги. Только и правда — не в них счастье. И даже не в их количестве.

Раньше я бы не понял этого. Раньше я бы сверкая пятками побежал в Медвежий Круг, соперников рубить на ринге и деньги зарабатывать, наладил бы связи, заработал денег, появившихся друзей приблизил, а появившихся врагов — тихо придушил в переулке, завел себе гарем с Мидори-сан во главе, через два года стал бы крупной шишкой… если бы не грохнули раньше. Но сейчас… сейчас, когда ты уже был, уже пробовал, уже видывал и уже один раз умер — ты начинаешь ценить то, что по-настоящему ценно. Знаете, о чем я жалел перед смертью? О чем жалеют все люди, умирая? Не о том, что мало заработали денег. Не о том, что мало работали, путешествовали, ели, трахались или гоняли на спорткарах, ходили на яхтах и летали на бизнес-джетах. Люди всегда жалеют о том, что мало проводили время со своими близкими людьми. А также о том, что у них мало этих самых близких людей. С годами мы растрачиваем своих друзей и родных и часто можем подойти к самому концу в одиночестве, разговаривая с призраками.

Но у меня есть еще одна жизнь и я намерен сделать выводы из прожитого в прошлом мире и в настоящем. Потому что как говорят в кругах политтехнологов — сперва президент делает команду, а потом команда — делает президента. То есть — сперва ты собираешь свою команду для жизни, а потом проживаешь жизнь с этой командой. И я уже начинаю обрастать командой. Или скорее — семьей.

— Просьба есть — говорит Нобу, отставляя чашку на лавочку. Мы сидим прямо перед витриной, стола тут нет, полевые условия.

— Да? — отвечаю я, уже поняв, кто такой Нобу-сенпай. Он — немногословен, предпочитает, чтобы за него говорили его дела. Ну или кулаки.

— Помнишь парня, который тут тренировался? Купер?

— Припоминаю… — точно был такой. Никакой он не Купер, а вовсе даже Такаши. Но его в школе Купером кличут, потому как левша. Генри Купер тоже левшой был.

— Спарринг. — поясняет Нобу-сенпай. Смотрит на меня, видит, что я не понимаю и поясняет: — забурел. Потерялся. Не понимает. Надо приземлить. Жестко, чтобы понял.

— Прямо вот так? — уточняю я. Нобу кивает. Мы пьем чай.

— Что он сделал-то? — уточняю через некоторое время: — чтобы так? — Нобу-сенпай вздыхает. Короткими рубленными фразами объясняет ситуацию. Купер у них в зале — один из лучших. Ну, хорошо, самый лучший. Звезда и все такое. Его в профессионалы приглашают, приезжал менеджер из клуба «Арматор», контракт предложил. Ему для перехода два боя в регионе еще бы выиграть. А он зазнался, начал голову задирать, тренировки пропускать… в общем типичная болезнь для молодых дарований, где бы то ни было — от спорта и шоу-бизнеса до науки и культуры. И лекарство там только одно… хотя может в культурных, научных и прочих кругах по-другому, а в боксе очень просто все. Надо парню показать, что он тут не пуп земли и что не такой уж гениальный. А меня Нобу-сенпай хочет в пару к нему поставить, потому что этот ход беспроигрышный… Если сам Нобу выйдет его ровнять — так уровни разные, Купер и не поймет ничего, только озлобится. Нобу сейчас уже килограмм сто двадцать весит, а Купер — в легком весе, шестьдесят два. Так его не воспитаешь. А вот если мало того, что в его весе, так еще и молодой сопляк ему навешает — тут педагогический эффект переоценить трудно.

С уважением смотрю на Нобу-сенпая. Вот кто у нас Чингачгук Великий Змей, только что в паре поработали, увидел, как я двигаюсь, сразу же пару замечаний сделал (колено проваливается, связки укреплять надо) и тут же общественно полезное применение оболтусу Кенте нашел. Да не просто так, а чтобы для всех с пользой — и самому Кенте и Куперу, да и зал от этого только выиграет.

— Ладно — пожимаю плечами: — не уверен, правда, что вывезу, все-таки Купер у вас крутой. А у меня связки слабые.

— Хм. — хмыкает Нобу-сенпай и встает с лавочки: — справишься. У вас просто уровни разные. Ты — знаешь как, но не можешь. Он — не знает и не может.

— … рассчитываю на вас, Нобу-сенпай — отвечаю я. А что тут скажешь? Нобу-сенпаю лучше знать, я в паре с Купером не стоял. Кроме того, случится у меня в голове мыслишка, что на самом деле даже если я и проиграю Куперу — все равно будет полезно и для него, и для меня. Тут любой результат его устроит… но проигрывать я не собираюсь. Сенпай попросил приземлить одного из своих, так за чем стало? Приземлим. Рассматриваю как вызов, надо будет с Отоши насчет этого Купера поговорить, наверняка еще и записи его боев есть, поглядеть, понять, сделать вывод — как и положено.

— Хорошо — Нобу забирает чашки и уходит в кабинет — уносит туда поднос. Пора идти домой.

Дом встречает меня теплом, запахом чего-то вкусного и полутьмой — свет в гостиной выключен, мама сидит на диване и смотрит свое любимое шоу.

— Я дома! — кричу я из прихожей, скидывая обувь. Есть хочется просто жутко, в школе задержался, потом