– Если вы атакуете, то потеряете много своих, – сказал я. – Мы не собираемся сдаваться. Разойдёмся миром.

– Нет, – раздалось в ответ. – Мы примем только безоговорочную капитуляцию.

Понятно – легко вести переговоры, когда у тебя за спиной миномётные батареи, а противник только и располагает что огнемётами, оружием ближнего боя. Да и то – канистры вот-вот покажут дно.

– Это твоё последнее слово? – по возможности спокойно сказал я. – Ты собираешься послать на бессмысленную смерть ещё больше тех, кто верит тебе?

– Они с радостью отдадут свои жизни во имя торжества дела свободы! – пылко ответили мне.

Фанатики, блин. Зачем мы им? Почему так важно уничтожить крошечную горстку плохо вооружённых, оторванных от главных сил солдат? Почему интербригады вообще ввязались в это дело?

– Тогда валяйте, – сказал я, поспешно падая в траву. И вовремя – меня, похоже, всё это время держали на мушке. Пули засвистели над самой головой.

...Мы снова ползли, змеями стелясь по земле. Мины рвались совсем рядом, воздух резали пулемётные очереди – интербригадовцы явно не испытывали недостатка ни в оружии, ни в боеприпасах. Вновь загудели винты геликоптеров.

И снова – сшибка, короткие выстрелы из огнемётов.

Передо мной из травы вскакивали совсем молоденькие мальчишки и девчонки. Очумевшие от страха. Совершенно необученные. Пушечное мясо. О грудную пластину брони вскользь стегнуло пулей – словно удар хлыстом.

Мы убивали. Коротко и беспощадно. Живые факелы с воплями бросались в разные стороны; сил кричать им хватало очень ненадолго.

И, быть может, мы бы даже прорвались – если бы не вертолёты. Когда они зависли над самыми головами и упал наш единственный пулемётчик – никакая броня не выдержит удара четырнадцати с половиной миллиметровой пули с сердечником из обеднённого урана.

– Хорошо, мы сдаёмся, – наконец вытолкнул я из себя.

Проклятье. Трижды и четырежды. Но мне нельзя умирать. Хотя – кто знает? – быть может, потом это сочтут просто удобной отговоркой?

Мы не бросали оружия. Собственно говоря, оно мало у кого и осталось. Огнемёты большей частью уже полностью разряжены.

– Командир... – укоризненно проговорил Гюнтер. Он дисциплинированно подчинился приказу старшего по званию, но я видел – парень на самом деле предпочёл бы смерть плену. Но тогда – что же ты сам не зарезался-то?!

Нас построили в цепочку. Связали руки за спиной. И погнали – к опускавшемуся здоровенному двухвинтовому «Гризли».

Интересно, ведь со спутника всё это должно быть видно... база, «инкубатор» – всё должно фотографироваться. В штабе наверняка уже подняли тревогу...

Нас заставили лечь на пол. В вертолёт набилось почти столько же охранников. В принципе, если бы не были связаны руки, можно попытаться. А с другой стороны – куда они нас тащат? Зачем? Уничтожить нас можно было на месте. Хотят выяснить об «инкубаторе»?

Во всяком случае, я должен выжить. Обязан. «И перестань думать о целях и средствах. Ты уже давно определился с этим. В день, когда решил поступить на имперскую службу».

Полёт продолжался недолго. Вертолёт опустился в предгорьях, тех самых предгорьях, откуда мы с таким трудом и потерями только что вырвались. Интересно, неужто с орбиты этих интербригадовцев так никто и не увидел? Или у них есть «крот» в самом штабе? А что, не такая уж невозможная мысль...

Нас вытолкали из чрева геликоптера. Ночь сгустилась до самого последнего предела Все события на самом деле заняли не так уж много времени. Вместе с транспортным вертолётом сели и боевые, навстречу нам из зарослей тоже спешили до зубов вооружённые повстанцы. Ни у кого из них не было брони, брезентухи-штормовочки да красные повязки вокруг лбов. Правда, «манлихеры» в их руках были очень даже новыми и ухоженными. Словно только что с завода. Не похоже, что они достались интербригаде в качестве трофея.

– Внимание, пленные! – К нам подходила сама госпожа Дариана Дарк.

Я много раз видел её лицо на фотографиях – не забудем, «бригады» считались легальной организацией, одними из участников подписания Гражданского Договора, формально прекратившего партизанскую войну на нескольких планетах, не столь давно присоединившихся к Империи. Дариане на вид можно было дать лет сорок пять – оно и понятно, со студенческой скамьи она сражалась с Империей, и подчас весьма успешно. Иначе как охранка потерпела бы существование у себя под носом официально разрешённой полувоенной организации? Хотя что я, какие же они "полу.......

Маленькая, тоненькая женщина с фигурой девушки, очень похожая этим на мою маму. Коротко стриженные волосы. Косо надвинутый чёрный берет – неизменный, знаменитый чёрный берет, явно позаимствованный у Че Гевары. Она была в такой же серой штормовке, как и остальные бойцы. Дариану окружала охрана – парни зверообразного вида, чьи лица отнюдь не казались отмечены печатью добродетели. Такие у нас занимались разбоем в доках, пока те же имперцы не навели порядок.

– Внимание, пленные, – вновь с усилием повторила командир Шестой интернациональной. – Мы не варвары, убивающие сложивших оружие, как вам пытается внушить ваше командование. Мы признаём Женевскую и Гаагскую конвенции о гуманном обращении с военнопленными. Вам гарантируются безопасность и питание. Никто не будет подвергнут жестокому обращению и пыткам. Нуждающимся будет оказана медицинская помощь. По окончании боевых действий и подписании мирного договора все будут незамедлительно отпущены и им будет предоставлена возможность вылететь на ту планету, которую они назовут. Взамен, согласно тем же конвенциям, вы должны назвать своё имя, должность, звание и задание. Отказавшись сделать это, вы ставите себя вне защитных рамок вышеупомянутых конвенций...

Нет, какая молодец, думал я, слушая Дариану. «Окончание боевых действий» и «подписание мирного договора»! Жди, как же. Скорее уж на самом деле рак на горе свистнет. А уж что последует за «постановкой себя вне рамок конвенций», можно только догадываться. Империя, насколько я знаю, ещё ни разу не признавала повстанцев «воюющей стороной». И никогда не поступала с пленными, как те велели; оные конвенции, – она просто уничтожала их или продавала Чужим. Наверное, для опытов.

– ...И я, Дариана Дарк (она произнесла своё имя на французский манер, так что получилось нечто вроде «д'Арк» – разумеется, не случайно), – со своей стороны, гарантирую вам всё вышеперечисленное. Вы должны дать честное слово не пытаться бежать и совершать акты насилия. В противном случае нам придётся вас уничтожить. Конвой! Отвести военнопленных в отведённое им помещение. Штабс-ефрейтора Фатеева – ко мне.

Вот так. Меня тотчас же пихнули стволом в бок. На мне был бронекомбинезон, пуля «манлихера», возможно, и скользнула бы по изгибу пластины, но я рисковать не собирался.

– Командир, держись! – крикнул мне Мумба, когда ребят уводили. Остальные тотчас подхватили на разные голоса: держись, командир! Держись, штабс-ефрейтор!..