Путь туда, понятно, не близкий. Но Клара права. Необходимо найти точку приложения сыновнему честолюбию. Работу он сейчас просто-напросто презирает.

Алоис обратился к специальной литературе. Следующую пару дней он провел, обновляя познания по истории, культуре и древним традициям пчеловодства с тем, чтобы прочитать всему семейству самую настоящую лекцию. Разумеется, в первую очередь лекцию должен был выслушать Алоис-младший. И нельзя было ограничиться пустыми россказнями вроде тех, которыми Алоис потчевал собутыльников, сначала в Линце, а потом в Фишльхаме. Лекцию надо было прочитать такую, какой не погнушался бы и сам Старик.

Он собрался поведать о бесконечной войне пчел с медведями в Средние века. Это, решил Алоис, будет прекрасным зачином. Он расскажет жене и детям о том, как всего лишь сто лет назад пчеловоду приходилось забираться чуть ли не на самую верхушку дерева, чтобы залезть в улей, до которого было не добраться медведю. А тут в самый раз пустить в дело культурно-исторические ассоциации. «Это было повсеместной практикой на севере Испании и юге Франции, — скажет он сыну. — Но надо было знать, на какое дерево залезать. Я тебе их сейчас перечислю. Ольха, вяз, бук, береза и, конечно же, вяз, тополь, дуб, ива. Что касается липы — ему казалось, будто он уже произносит это вслух, — то пчелы испокон веков особенно ценили ее, да и люди тоже, и точно так же обстоит дело и в наши дни. С липовым медом по ароматическим качествам не сравнится никакой другой. Да, — мысленно продолжил Алоис, обращаясь к сыну, — любовь пчел к липам восходит к концу периода неолита, то есть насчитывает уже почти пять тысяч лет. И уже в те дни пчелы умели строить медовые соты. К северу отсюда, в Германии, нашли ископаемое чудовище исполинских размеров, и, представь себе, это был не великан, не мамонт, а двух с половиной метровые медовые соты. Просто невероятно! Но это научный факт».

Он собрался обрушить на жену и детей всю свежеобновленную информацию за воскресным обедом. Рассказать о древних греках и римлянах. Поскольку он редко пускался в разглагольствования именно в воскресенье за обедом (разве что хотел упрекнуть Клару в том, что она, отправляясь утром в церковь, отлынивает от работы), ели они, как правило, в подчеркнутом тяжелом молчании, тон которому задавал сам Алоис; зато теперь он вознамерился поразить воображение старшего сына всею мощью географических, ботанических и исторических перечислений и завоевать тем самым его уважение. Он запасся историями о сенегальском племени бассари, народности мбути из Итури и охотниках за медом из Южного Судана.

Однако, собрав такое количество информации, до воскресенья Алоис просто не дотерпел. Впервые приобретенные или освеженные в памяти знания буквально распирали его. Клара, внимая ему, знай себе кивала; правда, было не совсем ясно чему: то ли мужней лекции, то ли ею же самой испеченному яблочному штруделю; кивала и Анжела, но вид у нее был отсутствующий и, скорее, несчастный. Трое малышей клевали носом, а Алоис-младший, поначалу вроде бы заинтересовавшийся, принялся отчаянно скучать.

Его отец с трудом сохранял самообладание. Все пошло не так, как следовало бы. Ему не хватало присущего Старику красноречия.

— Эй, ты, — обратился он в конце концов к старшему сыну, и прозвучало это так грубо, словно Алоис дал ему поддых. — Пошли пройдемся.

Какая глупость затевать такую лекцию за обедом. Сейчас ему это было ясно. Пока парень ест, ему не до разговоров. И разве в этом отношении он не пошел в отца?

Алоис не повел сына на дальнюю прогулку, а уселся на скамью возле ульев и сразу же повел речь о доходах, которые им сулит совместная работа.

— Не исключено даже, что нам удастся вовлечь в дело Старика. Он делал намеки. Он счастлив был бы поработать с нами. И это позволяет мне поверить, что наше предприятие сулит куда больший успех, чем может показаться поначалу. Через пару лет ты превратишься в обеспеченного молодого человека. Даже в более чем обеспеченного. И позволь сказать тебе еще кое-что: пригожему парню вроде тебя легко подыскать себе богатую невесту, если, конечно, он сам не голь перекатная. Три года упорных трудов — и ты, считай, богат. Особенно с оглядкой на то, какой ты смышленый и ловкий. А уж потом, поверь мне, подыщешь себе невесту всем остальным на зависть.

В этот послеполуденный час вовсю пекло, а Алоис-младший пребывал в душевном раздрае. Грета Мария нынешним утром оказалась недоступна (она отправилась в церковь с родителями), поэтому он заглянул к Старику, который на сей раз проявил такую неуемность, что у парня на долгие часы осталось ощущение, будто из него высосали все соки. И запах Старика прямо-таки засел у него в носу. Так что за радость еще целых три года ломать хребет, как на каторге, в обществе двух старперов! Старик будет подавать ему тайные знаки, отец рано или поздно заметит это и уж наверняка не обрадуется. Да и вообще, повод накричать на сына у него наверняка найдется каждый день.

И весь этот «интересный» разговор не более чем ловушка. Работать на отца? Попасть к нему в рабство на три года? Когда вокруг столько по-настоящему увлекательных дел! Надо набраться духу и сбежать от них ото всех в Вену. Сдернуть — чем резче, тем лучше. Он не простил Кларе недавней грубости и предательства. И никогда не простит.

— Дорогой и досточтимый отец, — начал он, — мне понятна твоя забота о моем будущем. Я тоже думаю о нем — и думаю часто. И уже пришел к определенным выводам.

— Хорошо, — ответил Алоис. — Это первый шаг в нужную сторону.

— Совершенно верно. Ты рассуждаешь в полном осознании собственных способностей. И, должен сказать, я их глубоко уважаю.

Сейчас между отцом и сыном возникло мысленное препятствие, столь же, однако, реальное, как какая-нибудь изгородь. Только вчера Алоис-младший впервые заставил Улана в прыжке оторваться от земли. Тогда перед ним тоже стоял какой-то заборчик; лошадь вполне могла его сбросить, могла упасть и сама. Однако он знал, что это нужно сделать. И что он сможет это сделать. И сделал. Сейчас, конечно, все было несколько по-другому и все-таки очень похоже. Ему предстояло форсировать преграду — на сей раз воображаемую.

— Все, что ты говоришь, отец, совершенно справедливо, но… — Он замешкался и, вновь заговорив, частично повторил уже сказанное: — Все это совершенно справедливо для человека вроде тебя, а я ведь совсем другой. И способности у меня другие. Так мне кажется.

Алоис глубокомысленно кивнул, стараясь не выказывать раздражения.

— Может быть, ты объяснишь мне, в чем эти способности заключаются.

— Я бы сказал, что у меня есть дар человеческого общения. Отец кивнул ему снова.

— И, задумываясь о будущем, я полагаю, что как раз это меня и прокормит. Умение общаться с людьми. — В этот самый миг он осмелился поглядеть отцу в глаза. И какое-то время (пусть это и стоило ему многого) не отводил взгляда.

— Значит, ты хочешь сказать, что работа на ферме тебя не интересует?

— Если начистоту, то так оно и есть. Не интересует.

— Но ты же не вздумаешь утверждать, будто тебя не интересует наша маленькая пасека?