Так получилось, что большая часть псевдореформаторов, которые вместе с Гайдаром пришли в федеральное правительство, впоследствии стали очень богатыми людьми, а видели мы их в зале заседаний Верховного Совета в период, когда они только что заняли своим правительственные посты в довольно жалком положении (одежда – старая, изношенная, рубашки – несвежие, бесцветные, тонкие шейки, болтающиеся в чересчур большом размере ворота (Чубайс); а ситуация с Гайдаром была попросту комичной – она вызывала смех депутатов-политиков: толстый, обрюзгший и все время пьющий воду из крана, находясь на трибуне с чмокающей речью. Как-то в сердцах на съезде народных депутатов Аман Тулеев сказал (обращаясь к Ельцину): «Если будем продолжать эту политику, Борис Николаевич, прочмокаем Россию!» – в огромном зале Кремлевского дворца – хохот, сотрясший его своды.

И вот – сразу же после ухода из правительства все эти люди вдруг стали банкирами, директорами корпораций, руководителями «фондов», – в общем, очень состоятельными людьми. Они заранее заготовили для себя «парашюты» – так ныне на Западе называют эту коррупционную систему. Много было фактов, показывающих об отсутствии должного порядка в использовании наших скудных финансовых ресурсов, – напомню, что баррель нефти тогда стоил что-то порядка 12 долл., важна была каждая копейка. Верховный Совет, обладая исключительными правами контроля в бюджетной сфере, на деле не имел детальной информации о том, как расходуются средства, в том числе и валютные. Наши запросы в правительство и беседы с министрами и специалистами ведомств обнажили странную картину – как оказалось, и в правительстве, его профильных министерствах – также не знали реальной ситуации с «доходами – расходами» государства. В этом мне признался Виктор Черномырдин, которого на съезде народных депутатов мы избрали главой правительства вместо отправленного в отставку Гайдара (декабрь 1992). Черномырдин заверил меня в том, что «он наведет порядок в правительстве и все будет согласовывать с Верховным Советом». Полагаю, что на первом этапе Черномырдин искренне желал сотрудничества с парламентом, но его пыл «охладил» Ельцин, а затем и сам премьер «понял» преимущества бесконтрольной деятельности и послушно выполнял команды кремлевского хозяина и его аппарата (администрации).

Такая обстановка не могла никоим образом устроить Верховный Совет, и мы в изумительно короткий срок разработали Закон о Государственном бюджетно-контрольном комитете, взяв за основу организационное строение Бюджетного комитета конгресса США, с его обширными полномочиями в этой области. Комитет имел большой штат сотрудников из состава наиболее подготовленных специалистов в области финансово-бюджетного контроля – в те времена еще были в стране такие, и немало. Уже с первых дней своей работы он стал наводить буквально страх в тех ведомствах, которые становились объектом его контрольной деятельности. Например, им было выявлено, что в проекте бюджета (министр финансов Борис Федоров) чуть ли треть годового бюджета не была отражена. Министерство, после некоторого «брюзжания», вынуждено было согласиться с выводами Бюджетно-контрольного комитета.

Другой институт, который был использован парламентом для пресечения фактов коррупции в органах высшей исполнительной власти в тот период, – это назначение специального прокурора, который был выведен из-под оперативного руководства Генерального прокурора и подчинен Верховному Совету (его возглавил прокурор Макаров). Он выявил большое число коррупционных фактов, были возбуждены уголовные дела против двух министров, заместителей премьера – Михаила Полторанина и Владимира Шумейко, их допрашивали в течение многих часов по конкретным фактам. Правительство, да и сам Ельцин, были основательно напуганы. Конечно, они должны были поддержать это направление деятельности, начатой по инициативе парламента, но они избрали другой путь – полного отрицания этих фактов и обвинили Верховный Совет в «попытке дестабилизировать ситуацию в стране». Эту неправду быстро подхватили СМИ и TВ (которые тогда контролировались Михаилом Полтораниным, «министром пропаганды», как его называли). Весьма негативную роль в той нашей антикоррупционной деятельности сыграл вице-президент Александр Руцкой – он непрерывно «дергал» спецпрокурора Макарова, вызывал его в Кремль, в свой кабинет «на доклад» о том, «как продвигается работа», забрал у него какие-то материалы – а затем стал настаивать на том, чтобы ему дали трибуну для доклада на заседании Верховного Совета. Я инстинктивно чувствовал какую-то скрытую опасность в этом его намерении и даже задал ему вопрос: «Зачем ему, вице-президенту, работающему в системе высшей исполнительной власти и обязанному выполнять исключительно только поручения президента, «влезать» в наши, парламентские дела?» Он страшно обиделся, пошел «жаловаться» депутатам.

И вот утром начинается заседание Верховного Совета. Я привычно даю слово депутатам, которые вначале работы желают высказаться по процедурным вопросам. У микрофона встает Владимир Исаков, обращаясь к парламентариям, говорит примерно следующее: «Наш председатель, Руслан Имранович, не желает предоставить трибуну вице-президенту Руцкому, который хотел бы сделать доклад по состоянию коррупции в стране. Прошу предоставить такую возможность вице-президенту страны». Мои ссылки на то, что у нас «в плане работы запланирован этот вопрос и спецпрокурор Макаров готовится к нему, тогда будет уместно дать трибуну и вице-президенту» – на этот раз не убедили парламентариев – они дружным голосованием решили – пусть Руцкой выступит со своим докладом.

Он и выступил, привел множество фактов, с именами, с конкретными сделками, нарисовал удручающее положение в финансах и экономике страны, которая стремительно криминизировалась. Докладчик в заключение сообщил, что приведенные им факты – это только небольшая часть, и у него имеется документов то ли на 10, то ли на 12 чемоданов. Доклад произвел крайне удручающее впечатление на депутатов, а у меня было очень плохое настроение – «выстрел» произведен был преждевременно. Ожидал, что выступление Руцкого произведет совсем другую реакцию, чем ту, на которую, видимо, рассчитывали депутаты. Так оно и произошло – правительство выступило с резкой критикой Верховного Совета, который якобы «провоцирует общественное недовольство», а факты, приведенные в докладе Руцкого, «не соответствуют действительности». Пресса и TВ стали издеваться над «12 чемоданами Руцкого», актеры – высмеивали его и парламент заодно. Все это, кроме вреда, ничего не принесло. Оказался дезавуированным специальный прокурор Макаров, который вскоре после этого прекратил свою важную работу. Уголовное преследование против Полторанина и Шумейко было также прекращено, а Шумейко стал пользоваться особенным вниманием со стороны Ельцина – он «сделал» его позже даже первым председателем сената – верхней палаты парламента (в соответствии с ельцинской конституцией). Ну а Полторанин – тот ныне специализируется на... разоблачениях Ельцина.

Таким образом, сама президентско-правительственная власть при Ельцине волей или неволей (в силу крайнего непрофессионализма) оказалась прочно втянутой, как центральное звено, в систему паразитарного, коррумпированного развития национального капитализма. Последующие правительства практически никакой антикоррупционной деятельности не проводили. Зато принято утверждать о том, что «коррупция была всегда и везде». Это – неправда, если иметь в виду ее масштабы и сферы ее распространения. Можно определенно сказать, что передовые, развитые страны выработали такие механизмы, когда это явление имеет минимальное распространение в высших эшелонах государственной власти. Это – и властный парламент, контролирующий все доходы и расходы; и другие разветвленные механизмы контроля, и пресса, и свободные выборы представителей власти. Пытаясь оправдать действующую систему подбора кадров в исполнительные органы власти, часто совершенно не задумываясь, приводят в пример США, когда каждый из избранных президентов приводит в правительство «свою команду». Это – неверно по существу. А дело обстоит следующим образом: около 10 тыс. крупных чиновников подают в отставку, когда в Белый дом приходит новый президент. Новый хозяин Белого дома, конечно, стремится назначить на высокие должности своих сторонников – но вовсе не тех, с которым он когда-то работал, находился в приятельских отношениях и т.д., а исключительно по профессиональному признаку. Дело в том, что каждый, кого он выдвигает на ту или иную должность, проходит проверку по линии ФБР и должен предстать перед сенатом (или его комитетом). И это – не формальные процедуры, часто даже послы, рекомендованные президентом, отвергаются в сенате. Таким образом, контроль за президентской кадровой политикой со стороны конгресса в США – очень жесткий.