Задний двор Эвана был в точности такой же, как у всех моих друзей из высшего общества. В центре большого газона из камней выложен круг, посередине возвышалось десятифутовое типи из дров.

– Костер, – пояснил Эван, когда двор начал заполняться, поджег дрова в середке и плеснул в огонь бензина. – Всем Пурим самеах[254].

На вечеринку собрались ученики из разных классов, все в пуримских костюмах, с упаковками пива и бутылками водки. Странное это было зрелище: вокруг костра плясали Золушка, Пакман, хасид, Микки-Маус, Джеймс Бонд, отхлебывали из бутылок, передавали друг другу косяки. Оливер вытащил во двор колонки и ставил музыку. Амир вынес гитару, которую нашел в гостиной Эвана. А тот, разведя костер, скрылся в доме.

– Хочешь чего-нибудь? – Я взял Кайлу за руку. Она брезгливо разглядывала собравшихся: пьют, курят, несколько парочек уединились в беседке, какой-то десятиклассник уже блюет в саду. Я вспомнил, как несколько месяцев назад мой отец рассматривал гостей на барбекю у Харрисов. – Принести тебе выпить?

– Значит, вот вы чем занимаетесь, – мрачно проговорила она. – У вас всегда так?

– В каком смысле?

– Ты правда так много пьешь? Потому что, если честно… я в ужасе. Ты на себя не похож.

Я бросил на траву почти пустую пивную банку, которую держал в руках, и растоптал ее.

– Ничего подобного, – ответил я с деланым весельем, стряхивая землю с кроссовок. – Мне за ними еще никогда не удавалось угнаться.

Подошел Оливер, за ним Амир и Ноах с Ребеккой. Оливер успел снять рубашку, на запястье у него висели наручники.

– Знаешь что, – покачиваясь, пробормотал он заплетающимся языком и указал на Кайлу. – По-моему… ты все еще отличаешь.

На лице Кайлы было написано отвращение, и я не винил ее: Оливер окосел от выпитого, от него несло дымом, потом и водкой, левая ноздря пламенела.

– Прошу прощения?

Оливер подавил пьяную отрыжку.

– Мордехай. Аман. Добро и зло. Инь и ян. Сдается мне, ты недостаточно пьяная для Пурима.

– Я вообще не пьяная, чтоб ты знал.

– Оставь ее в покое. – Я отпихнул Оливера. Он послушно кивнул и ушел, покачиваясь, к другим повторять те же слова.

– Кайла, как здорово, что ты наконец собралась с нами потусоваться, – громко сказала Ребекка и откашлялась, краем глаза следя за Оливером.

– Ага, мы все время спрашиваем Дрю про тебя, а он отмазывается, – с наигранным радушием подхватил Ноах, сжимая в руках бутылку. – Мы уж думали, он тебя прячет.

– Забавно, – усмехнулась Кайла, – еще год назад никто обо мне не спрашивал. Или десять лет назад. Извините.

– Ну что, – произнес Амир, когда Кайла отошла, и, румяный от водки, налил себе еще выпить. – Веселого Пурима, ребят.

Ребекка ткнула меня локтем под ребра:

– Ты не пойдешь за ней?

– Пускай остынет. – Я взял еще пива.

Я рассматривал толпу, досадуя, что придется разбираться с Кайлой, как вдруг распахнулись двери дома, выходящие в патио. Темные волосы, диадема, белый силуэт плывет во мраке. Не успев сообразить, что делаю, я рванулся за ней.

– София?

Она застыла как вкопанная, потупив взгляд; глаза покраснели, опухли.

– Гамлет. – Она наконец подняла голову. – Давно не виделись.

– Да уж.

– Значит, ты опять со мной разговариваешь.

– Да я ничего такого, – неловко возразил я.

Она вытерла правый глаз.

– Правда? Хочешь сказать, ты не шарахался от меня?

– Соф. – Я вылил остатки пива в траву. – Даже не знаю, чего ты ждала от меня.

Струйка пены впиталась в землю. Я закрыл глаза, представил себе ее спальню и как София раздевалась. Мне хотелось вспомнить, каково это – целовать ее. Хотелось доказательств, что наши отношения существовали не только в моем воображении.

– Классный костюм, – сказала она.

– Не думал, что ты заметишь, – вяло ответил я.

Меня затопил стыд – темный подспудный стыд за жалкое публичное проявление чувств, за то, что стою с Софией, пока разъяренная Кайла слоняется по двору, но в первую очередь за то, что потерял Софию.

– Тогда на концерте ты тоже решил, что я тебя не заметила. – Она вновь торопливо отерла глаза. – Такое ощущение, будто это было в другой жизни, да?

“Так и есть”, – подумал я.

– Ты здесь с ней? – нарушила затянувшееся молчание София.

– С Кайлой? Да.

София обвела взглядом двор:

– И где она?

– Где-то здесь. Ходит туда-сюда.

Ванильный “Крид”. Опущенные глаза. Обнаженные тонкие руки. Сердце выскакивает у меня из груди.

– Что ты делала в доме?

– Я уже ухожу.

Накатила дурнота, поле зрения рассыпалось на пиксели.

– Он там?

– Иди найди Кайлу, – ответила София.

Из дома послышался оглушительный дребезг, словно били стекло. Снова и снова, но вдруг все стихло так же внезапно, как началось.

Я испуганно направился к дому:

– Что за хрень?

– Ари, не лезь, – со страхом прошептала София.

Я дернул дверь: заперта. Я забарабанил в занавешенное окно, силился заглянуть внутрь. Ни света, ни звука.

Нежная дрожащая рука легла на мое плечо:

– Не ходи туда.

– Почему? – Я повернулся к ней, но она уже растворилась во тьме.

Ясная ночь в россыпях звезд – непривычно для Флориды. Я задыхался, голова кружилась от злости. Спотыкаясь, я брел по двору, потея от чертова костра, – он все еще горел, девятиклассники то и дело подбрасывали в него дрова – заглянул в беседку к Амиру, раскурил косяк с ним, Лили и Джеммой. Принял стаканчик от кого-то проходящего мимо, подавился вторым глотком, бросил стаканчик под ноги. Pleurant, je voyais de l’or – et ne pus boire[255].

Я заметил Кайлу, она оживленно болтала с одиннадцатиклассником – его она тоже подтягивала по математике. Перед глазами плыло, пейзаж кренился, словно тонул, обессилев.

– Шел бы ты лучше к ней, – высоким голосом произнес Амир и, выпучив глаза, с блаженной ухмылкой протянул мне косяк.

Я глубоко затянулся.

– Ага, – я судорожно закашлялся, – сейчас пойду.

– Она твоя девушка, что ли? – Джемма неодобрительно поморщилась и шепнула Лили: – Что называется, отпал от благодати.

Я направился прочь, пошатываясь, приблизился к костру, вокруг него плясали в пьяной симхе[256]. Я ослабил завязки плаща и осознал, что в кармане у меня по-прежнему череп Йорика. Я погладил его и осторожно бросил в костер.

Внезапно меня властно обхватили за пояс. Прижались губами к шее, засунули язык в правое ухо.

– Где ты был? – Соблазнительный низкий голос; волоски на моей шее встали дыбом, тело обмякло. – Забыл про меня?

Я обернулся. Реми, по-прежнему в маскарадном наряде, белокурые волосы рассыпались по черному костюму, обнимала меня.

– Иден? – Она отшатнулась, выпустила мою руку. – Какого… – Реми прищурилась с отвращением. – Ты что творишь?

– Я творю? – По моим рукам побежали мурашки, в груди вспыхнуло дикое возбуждение. – Ты