Воспоминания об эксперименте с камнем и вид пятен заставили меня остановиться в самом начале пространства, освещенного магическими светильниками до рези в глазах. Эта заминка вызвала кривоватую улыбку Годобрада, но неожиданно она исказилась злобными изгибами.

— Назад! — вдруг заорал маг, копошившийся у двери, похожей на створку огромной раковины.

Крикун отскочил от двери первым, но два его ассистента если и отстали от наставника, то ненамного. В дальней части коридора полыхнуло синеватым светом, оставив на перламутре ворот уродливые волны оплавившегося металла.

— Идиот! — еще больше распалялся выкрикнувший предупреждение маг. — Левый сектор в третьей четверти! Правый, а не левый! У тебя руки кривые или память дырявая? Вон с глаз моих.

Старавшийся стать максимально незаметным ученик прошмыгнул мимо нас, а его учитель вдруг потух, как залитый водой костер, увидев, кто стал свидетелем ошибки его подопечного.

Теперь пришла моя очередь язвить. Стоило бы удержаться, но, каюсь, не смог.

— Только после вас, — с показательно вежливым поклоном отступил я в сторону, давая магистру возможность войти в коридор первым.

Годобрад хмуро дернул себя за длинную бороду и решительно направился к оплавившейся двери. Подойдя к воротам, он ожег взглядом незадачливого ученика и жестом велел ему отойти.

Что ж, нужно отдать должное: Годобрад знал свое дело. Взмах широкими рукавами, как крыльями, вновь заставил пространство полыхнуть, но следующий жест оградил мага от жара ловушки. Годобрад шагнул вперед, словно в полымя, но через секунду стало понятно, что последняя ловушка уже обезврежена.

Степень злости магистра стала понятна, когда от его прикосновения створки двери рассыпались множеством осколков.

Мне что-то расхотелось язвить.

Мы с Богданом одновременно шагнули вперед. Рядом засеменил мелкими шажками вынырнувший из какой-то норы верховный хорох. Птицелюда даже трясло от предвкушения чуда. Его настроение постепенно начало передаваться мне.

А через минуту мысли и желания разом покинули мою голову, и свободное место заполнил восторг. Коридор с ловушками и странная дверь скрывали от меня настоящую сокровищницу. В этом помещении золота и артефактов было мало, но не это главное в лаборатории магов, специализирующихся на изменении они.

Взгляд скользил по помещению, не в силах задержаться на отдельных деталях. А их было предостаточно — доски с таинственными схемами, множество прозрачных сосудов с зародышами они, манекены с амуницией коваев и хидоев. Даже чучело сагара с настежь раскрытыми спинными створками. И сотни… нет — даже тысячи свитков с драгоценной информацией.

Я замер в шоке, а вот верховный хорох, похоже, имел нюх на самое ценное. Он ощупал жадным взглядом все помещение и тут же устремился к большой стенной нише, в которой находилась странная конструкция из прозрачных трубок и пульсирующих артефактов, каждый размером с человеческую голову.

Только теперь я осознал, что все вокруг простояло в таком виде огромное количество лет. Пыли на предметах не было, но время все же оставило свой ощутимый отпечаток. Стекла потемнели, во многих емкостях случились протечки и содержимое высохло до состояния мумии, и только странная конструкция в стенной нише сверкала как новогодняя елка.

— Не спеши, нелюдь, — строгий голос Годобрада словно пригвоздил хороха к полу, остановив совсем рядом с вожделенной нишей, — по договору все артефакты принадлежат нам.

— Никто с этим и не спорит, — стараясь сохранять спокойствие, сказал я.

По глазам мага было видно: он сам понимает, что неправ, но ничего с собой поделать не может. По тройственному договору викинги получают все добытое золото, маги имеют право на все артефакты и магические свитки, а мне достаются лишь яйца они… ну и четверть стоимости добычи магов и викингов.

В данном случае Годобрад заявил свое право на магическую конструкцию, но здесь было о чем поспорить, потому что сквозь плетение прозрачных деталей проглядывало находившееся внутри яйцо — чуть крупнее, чем у коваев, но меньше, чем у хидоев. Простое яйцо с тускло-серой скорлупой не выглядело особо ценным, но для меня все сокровища Хоккайдо вдруг показались незначительными. Судя по лицу магистра, его посетили те же мысли. А на искаженную страданием клювастую мордочку хороха вообще нельзя было смотреть без жалости.

Годобрад решительно скрестил на груди руки:

— Когда мы изучим артефакт, вы получите свое яйцо.

Тон магистра не оставлял вариантов. Это чувствовали и мы, и маги — одетые в мантии люди вдруг рассредоточились вокруг нашей разношерстной компании. Богдан тихо зарычал, прикрывая меня от заходящих со спины коллег-магов.

— Боюсь, я вынужден настоять на собственном праве. Как только мы извлечем яйцо, вы получите все артефакты из конструкции, — возразил я, глядя в глаза магу.

Магистр презрительно улыбнулся, на что я ответил такой же реакцией, потому что был готов к подобному выпаду. Готовился еще до того, как пошел на переговоры с магами, потому что в общении с этими субъектами никакая паранойя не будет чрезмерной.

Ситуация мгновенно изменилась, когда в лабораторию вбежали сопровождающие меня поводыри и викинги из охраны базы. Скрывавшие их броню плащи полетели на пол, открывая взорам магов сложную вязь гномьих рун на латах.

Случись стычка, эти «каракули» спасли бы немногих, но даже несколько секунд форы для парочки викингов с лихвой хватит, чтобы покрошить субтильных магов в мелкий винегрет. Возможно, Годобрад даже выживет, но не факт, и он это понимал.

— На яйцо я не претендую… — явно неискренне прошипел магистр, этими словами вызывая тайные вздохи облегчения у всех присутствующих.

Почувствовав послабление, верховный хорох сорвался с места как гончая. Моего опыта хватало, чтобы понять, что странная конструкция — это необычайно продвинутая версия магических «авосек» для сохранности яиц и замедления развития зародышей. В отличие от меня, у хороха хватило знаний не только на понимание, но и манипуляции с неведомым агрегатом.

Повинуясь нажатиям крохотных коготков, массивные блоки разъехались в стороны, открывая доступ к десятку ячеек, из которых не пустовала только одна.

И сколько здесь хранится это яйцо? С момента гибели Хоккайдо или дольше?

Когда хорох потянулся к яйцу, я даже перестал дышать.

Крепко ухватив слишком массивный для него предмет, хорох развернулся. Даже впервые увидевший птицелюда человек понял бы, что тот безумно счастлив.

В другой момент я бы порадовался вместе с ним, но не сейчас.

— Подойди, — жестко приказал я, протягивая к хороху руку.

За секунду в глазах птицелюда промелькнул весь спектр эмоций — от ненависти до покорности, но он все же подошел ближе.

Яйцо легло в мои подставленные ладони, но лапки хороха по-прежнему удерживали его по бокам, что не вызывало у меня никаких возражений.