– Как, уже?! – воскликнул Алексей изменившимся голосом. – Подождите, по крайней мере, до завтра.

– Ни в коем случае: для меня нет ничего мучительнее ожидания неминуемой разлуки. Лучше уж сразу покончить с этим, нежели часами грустить о предстоящем расставании.

– Согласен, – произнес Жак.

– Позвольте же подвести некоторые итоги, – продолжил Жюльен. – Вот деньги на первые расходы, вам их, Алексей, должно хватить до получения первой прибыли. На них вы сможете приобрести у компании право на повторное использование золотоносных пород, оплачивать рабочих, закупить провиант… Оба юных Перро – Эсташ и Андре – вернутся отсюда в Нулато, если только не пожелают остаться с вами.

– Они бы не прочь, сударь! – произнес вместо них семейный вожак Перро-старший. – Сезон охоты на пушного зверя, с позволения сказать, окончен, так что ребята не прочь подзаработать несколько су, задержавшись в этом городишке. К тому же, честно говоря, вокруг приисков всегда ошивается много всякого сброда. А уж мои-то мальчики сумеют защитить вас, месье Алексей!

– Вы же, Перро, надеюсь, отправитесь с нами в Сан-Франциско?

– Куда угодно, только назовите место. Никогда еще я не был так доволен, как сейчас: ведь мне довелось путешествовать с настоящими французами – из нашей старой доброй Франции! День, когда мы распрощаемся, будет для меня черным днем.

– И для нас, отважный и благородный наш соотечественник.

– Ну да что поделаешь! Разве вся наша жизнь – не одно большое путешествие, где удача сменяется неудачей, и так на всем пути, и никто ничего не может изменить?

– Итак, мы расстанемся с вами, Перро, в Сан-Франциско. На обратном пути в Ричфилд вы присмотрите за грузом, который вместе с китайскими рабочими мы отправим сюда тотчас же после его прибытия из Европы… Не забудьте, дорогой Алексей, вот телеграмма, пошлите ее в Париж от моего имени. И помните, телеграфная связь проложена отсюда до самой Панамы, так что мы сможем часто общаться с вами. А теперь, друг мой, прощайте! Наша дружба, зародившаяся при весьма драматических обстоятельствах, окрепла в общей борьбе с опасностями, встретившимися на пути, в изнурительных переходах, и я уверен, что никакая разлука ей не страшна. Наше расставание временное: скоро мы снова увидимся.

Французы обнялись с Алексеем, словно братья, крепко пожали руки Эсташу и Андре, сели на лошадей и в сопровождении Перро покинули золотые прииски Карибу.

От Ричфилда, расположенного чуть выше пятьдесят третьей параллели, они направились на восток, к селению Кенель, раскинувшемуся у места впадения реки того же названия в реку Фрейзер.

Ночь друзья провели в дрянной гостинице, заставившей их пожалеть о ночевках в сосновом лесу. Проснулись они, искусанные клопами. Впрочем, на завтрак была подана превосходная рыба. Закусив, путешественники двинулись по берегу Фрейзера и дошли до одного из его притоков – Сода-Крик.

Через эту водную преграду, достаточно узкую, но весьма глубокую, ходил паром. Жак, все еще разъяренный от совместной ночевки с кучей кровососущих насекомых, машинально последовал за Жюльеном, въехавшим на плоскодонное суденышко прямо на коне, и, лишь когда паром уже отошел от берега, заметил вдруг, что находится посреди коварной стихии, к коей питал непримиримую ненависть.

– Ой! – удивленно вскрикнул он. – Я отплываю!

Жюльен не смог сдержать хохота.

– Если бы не сегодня, то это случилось бы завтра, милый мой гидрофоб![143] – весело рассмеялся он. – В такой стране, как эта, рек – великое множество, мосты же встречаются крайне редко.

– Выходит, я плыву… по собственной оплошности?..

– Ты что, жалеешь об этом?

– Да, коль скоро речь идет о принципе.

– Признайся честно, ты же сам предпочитаешь пересекать подобные речушки таким вот образом, вместо того чтобы пустить вплавь своего коня и промокнуть при этом до самого пояса.

– Уф!.. Наконец-то мы прибыли!

– Надеюсь, сие плавание протяженностью в шестьдесят метров не вызвало у тебя морской болезни?

– Нет, черт побери! И, говоря по правде, я очень этим удивлен.

– Вот как? Прими же мои искренние поздравления!

В Сода-Крике, поселке, расположенном в семидесяти километрах от Кенеля, путешественникам снова пришлось воспользоваться гостеприимством столь же отвратительной гостиницы.

Оставив позади реку Фрейзер, они поехали из Сода-Крика по дороге на Бридж-Крик и в конце дня остановились на ночь в одном из постоялых дворов под названием «Сотая миля».

Эти временные прибежища для людей, находящихся вдали от домашнего очага, выглядят весьма непрезентабельно. Построенные вдоль прекрасной, оживленной дороги, они ни в коей мере не украшают ее. Живут в них исключительно старатели, которые, богаты ли они или бедны, в равной степени мало заботятся о комфорте: первые – зная, что скоро смогут воспользоваться всеми удобствами, предоставляемыми большим городом, другие же – по причине крайней нужды.

По сути, это просто хижины, сложенные из плохо оструганных бревен и обычно имеющие всего одну комнату. В глубине подобного заведения помещается огромный камин, у противоположной стены возвышается грубо сколоченная стойка, за которой виднеются полки, уставленные рядами бутылок, с сивушным пойлом.

В зависимости от сезона старатели, отправляющиеся на прииск или, наоборот, возвращающиеся оттуда, приходят вечером по двое, по трое, снимают со спины скатки из одеяла и кладут на пол – вместо сидений: стульев в этих лачугах очень мало или даже нет совсем. Пришедшие сразу же требуют выпивки. Тот, кто оказывается побогаче, обычно угощает соседей, после чего все едят, курят и снова пьют. Затем постояльцы, в той или иной стадии опьянения, раскатывают одеяла и устраиваются кто где: на стойке, на мешках с мукой, стоящих тут же, в этой единственной комнате, или же на полу, подошвами ботинок к камину. Но есть и такие, кто сну предпочитает картежную игру: сопровождаемая бранью и изрядной выпивкой, она нередко продолжается до утра.

Эти жалкие придорожные пристанища находятся на расстоянии десяти миль друг от друга и могут служить одновременно своего рода верстовыми столбами, откуда и берутся их названия типа «Сотая миля».

Нашим друзьям не раз пришлось ночевать в таких развалюхах, прежде чем они добрались до Клинтона, поселка, расположенного немного выше пятьдесят первой параллели. Начиная с этого пункта, гостиницы стали более комфортабельными.

Выехав из Клинтона, путешественники следовали около двадцати километров вдоль речушки, носящей громкое имя Бонапарта, и у места слияния ее с рекой Томпсон вышли на проложенный по берегу Фрейзера тракт, соединяющий форт Камлупс с Ялой, Хоупом и, наконец, с самим Нью-Вестминстером.

Горная дорога карабкалась по крутым, нависавшим одна над другой террасам, придававшим долине Фрейзера весьма живописный вид. Но в том месте, где в эту реку впадает Томпсон, она спускалась в низину и, никуда не сворачивая, устремлялась прямо на юг.