тогда надежды призрак лживый,

Далекие друзья, что в скорбном сердце живы,

Великолепная природа мест иных,

20 Веселая толпа минутных грез пустых,

Мои фантазии, не так ли Галатея

Немая ожила от искры Прометея?..[622]

Люблю в душе хранить улыбки жизни я

И забываю вмиг печали бытия.

* * *

Где царственных гробниц внушительный размах,

Супруги верной скорбь чтоб возвестить в веках?[623]

Травою поросли Коринф, Аргос, Микены,

По площадям Афин проходит серп смиренный.

Ты, древний Илион, богов как ни моли,

Но Ахиллесов сын[624] тебя сметет с земли.

А ты, что угрожал так долго славе Рима,[625]

Ты, что на двух морях царил необоримо,

От мощных стен твоих, от башен и ворот

10 Никто разбросанных обломков не найдет.

А вы, плоды ума и воли непреклонной,

Затеи гордые царицы Вавилона,[626]

Каналы хитрые, прорезавшие град,

По трубам гнавшие на высоту Евфрат,

Битумных стен кольцо, которых основанья,

Казалось, потрясет лишь гибель мирозданья,

Висячие сады, дивившие весь свет,

Вы, мрамор и металл, где отыскать ваш след?

Лишь ваши имена забвенье пощадило:

20 Они горят в стихах, как полночью светила.

* * *

Привет вам, Геллеспонт, Эвксина нереиды,

Пангея, Сест, Босфор и нимфы Пропонтиды,[627]

Над вами блещущий османский лунный серп,

Смотрите: побледнев, пошел уж на ущерб.[628]

Привет мой Гемусу, Родопам и Рифею;[629]

Ты, Фракия, и мне родная, и Орфею.

Как я хотел тебя увидеть, Галата![630]

Здесь сына Франции гречанки красота

Пленила некогда, и в лоне Византии

Французом я рожден во дни, мне дорогие.

* * *

А я, когда опять вернется летний зной,

Все в негу погрузит и даст волнам покой,

Люблю на берегу прохладой наслаждаться,

Вдали от городов, на воле, забываться,

Как ветер, волен, чист, люблю один мечтать

В тени листвы густой и видеть моря гладь.

* * *

Еще я жив, томлюсь. И, не одной грозою

Истерзан, зыбкою еще плыву стезею,

Хоть гавань ждет меня в объятия свои.

Не медли смерть принять иль жизнь благослови!

* * *

Воспрянь, о гений мой! Скорей явись на зов

Божественный, ведь жизнь летит, и из часов,

Что нами прожиты, лишь те навеки святы,

Когда, благим огнем поэзии объятый,

Одет броней, наш дух в высоких песнях смог

Восстановить добро и поразить порок.

ЭПИЛОГ ПОЭМЫ “ГЕРМЕС”

О, сын мой, о, “Гермес”, любимое созданье,

Трудов упорных плод, поэта упованье,

Ты, над которым бдел я долгих десять лет,

Раздумий сладостных и длительных предмет!

Наперсник радостей, целитель ран глубоких,

В далеких странствиях, на берегах далеких

Сопутствовавший мне на всех моих путях,

О, сын мой, как теперь преодолею страх?

Так матерь от себя желает скрыть тревогу

10 И сына снарядить сама спешит в дорогу,

Доспехи прикрепить, а как пора уж в путь,

Ей страшно слабые объятья разомкнуть.

Какой мне для тебя во Франции ждать доли?

Любимое дитя, в дому отца на воле

Ты на глазах его беспечно возрастал

И любопытный взор повсюду обращал

И, ежели чему дивился, обо всем

Свободно рассуждал наивным языком.

Теперь ты одинок. И над тобою ложь

20 Всесильно-зоркая, уже заносит нож.

Страшна ей истина прямым, спокойным взором,

Им ложь осуждена, как кратким приговором.

И нестерпимо ей бледнеть, когда просты,

Вдруг правды близ нее означатся черты.

Пусть одинокая, но правда постоянна.

Ложь переменчива, и люди неустанно

Меняются вослед за ней из рода в род,

Вовлечены навек в ее круговорот...

Но когда бездна времен поглотит то, что ныне на гребне, и множество столетий канет в вечность со всем набором свойственных им предрассудков, уступив место новым векам и новым заблуждениям,

Язык наш, позабыт, лишь книжнику знаком,

30 Для новых пришлецов не будет языком,

Но станет древними, чужими письменами.

О, может быть, тогда мудрец, влеком трудами,

Лампаду засветив, отыщет свиток твой,

Полуизъеденный, и пыльный, и немой

И постигать начнет задумчивые строки:

Увидит он тогда, заслуженны ль упреки,

Что без сомнения ты ныне породишь,

Тот гнев, что на тебя обрушит весь Париж...

ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ “АМЕРИКА”

Приветствую, о ночь, твой сумрак и блистанье

.........................................

Слышны лишь голос мой и стон глухой

Волны, что на песок бежит береговой.

О, Муза тьмы ночной, подай мне ныне лиру.

Как вольный метеор, по звездному эфиру,

Ликуя и горя, пересеки всю высь.

На крыльях молнии, на крыльях ветра мчись,

Кометой промелькни с пылающею гривой.

Стихи мои вослед несутся торопливо,

10 Высокий разговор с богами их манит,

Где в недрах ночи огнь божественный горит.

О, матерь гения, предстань очам, природа!

Явись, Урания,[631] царица небосвода!

Твой шаг к созвездью Льва, быть может, устремлен,

Иль звезд триадами горящий Орион —

Подножие твое, иль страшной высотою

Увлечена, бежишь серебряной тропою

Из множества светил, что нам издалека

Во тьме представились, как капли молока.

20 На светлую стезю неси меня, богиня.

Как пламя жаркое, пусть ввысь лечу я ныне.

Пусть тело тяжкое расстанется со мной.

Прощай, темница-плоть, уж больше я не твой.

Прочь от земли — туда, где твердь небес в эфире

Плывет. Вот океан, всех океанов шире.

Тьмы больше нет. Тяжел и плотен, шар земной,

Скрывая свет от глаз, здесь не стоит стеной.

Тьмы больше нет. Мой взор в сиянье тонет вечном,

В потоке из лучей глубоком, бесконечном.

30 Я среди тех огней, что