видом.

Я прижимаюсь своим лбом к ее лбу, и ее суровый взгляд смягчается. — Кения, ты сама решаешь, что ты позволяешь и кого ты впускаешь в свою жизнь. Никто не может заставить тебя принять их плохое поведение. Если они заботятся о тебе, если они любят тебя, они покажут это. Это не будет улицей с односторонним движением. А если и так, то это не семья. Это манипуляторы.

Она вздыхает. — Ты теперь терапевт?

— Мне не нужна ученая степень, чтобы поставить этот диагноз. Я бизнесмен. Я вижу степень бакалавра за милю.

Она прижимается ко мне. Ее взгляд снова становится тяжелым. — Кто знал, что Холланд Алистер может заботиться о ком-то, кроме себя?

— Я не настолько плох, — бормочу я, зарываясь щекой в ее волосы.

— Ты довольно ужасен.

— И все же ты умоляла меня о…

— Ш-ш. — Она прикладывает палец к моим губам. — Я устала.

Я целую ее в висок. — Тогда спи, Кения.

Она кладет голову мне на грудь, и я обнимаю ее.

Время останавливается.

Мое тело гудит от удовлетворения, и я притягиваю ее ближе к себе.

Она идеально помещается в моих объятиях. Там ей и место.

— Мисс Джонс прислала обед, — говорит Иезекииль, пыхтя, врываясь в мой кабинет и ставя контейнер на стол.

Я прекращаю составлять электронное письмо адвокату по лицензированию Fine Industries и улыбаюсь пакетикам с ланчем. Запах пикантного соуса наполняет мои ноздри.

— Она все еще на фабрике? — Спрашиваю я, хватая одну из сумок. Она расстегивается с громким металлическим звуком.

— Да. Бернард принес это. — Иезекииль бросает на меня неодобрительный взгляд.

— Ты хочешь что-то сказать, Иезекииль?

— Ты поставил нас обоих на службу своему купидону.

— Кения хочет сохранить это в секрете. — Я замечаю сообщение от нее и беру свой телефон, рассеянно бормоча: — Тебе придется смириться с этим, пока она не перестанет хотеть, чтобы я встречался с ней на темных лестничных клетках.

— Хм.

Кения: Съешь что-нибудь. Или ты будешь еще сварливее, чем обычно.

Холланд: Как ты узнала, что я думал о тебе?

Кения: Не думай, что я делала то же самое.

Холланд: Признай это. Ты одержима мной.

Кения: Я помогаю тебе, потому что ты отец Белль. Другой причины нет.

Я ухмыляюсь и кладу телефон на стол. Она великолепно танцует вокруг своих чувств ко мне, но за последние несколько недель ее губы произносили очень много признаний. В основном в тени, с моими руками у нее под юбкой и моим языком…

— Алистер, — Иезекииль стучит по моему столу, — есть что-нибудь еще?

— Почему ты так спешишь уйти?

Довольная улыбка мелькает на его обветренном лице. — Мисс Джонс также приготовила для меня еду.

Я мгновенно хмурюсь. — Что? Почему?

— Может быть, потому, что ей жаль меня? — Он бросает на меня острый взгляд. — И что я вынужден терпеть каждый день.

Мои глаза сужаются.

Его суженый в ответ. Черт. Кения действительно передалась ему.

Я отмахиваюсь от него. — Иди, наслаждайся своим обедом.

— Знаешь, — говорит Иезекииль, пятясь из комнаты, — я действительно наслаждаюсь изменениями, которые мисс Джонс вызывает в тебе. У меня никогда раньше не было настоящего обеденного перерыва.

— Должен ли я это исправить? У меня много задач, которые требуют вашего немедленного внимания.

Его лицо остается непроницаемым, но губы слегка поджимаются. — Я буду снаружи, если понадоблюсь.

Я смеюсь, когда он уходит. Это так похоже на Кению — готовить обед и для Иезекииля тоже. Меня бы не удивило, если бы Бернард тоже пообедал.

Какая часть ее эгоистична? Ее родители сумасшедшие. В теле этой женщины нет ни капли эгоизма. Она предпочла бы готовить на троих, только чтобы доставить обед мне. Она принимала близко к сердцу, если другие чувствовали себя обделенными. Это признак женщины, которую нужно лелеять, а не унижать.

Я ем приготовленную ею еду, смакуя каждое зернышко подгоревшего риса и резиновую курицу. Кения не шутила, когда сказала, что готовит нечасто, но для меня большая честь, что она готовит для меня. Это что-то значит, даже если по вкусу напоминает переработанный пластик.

После обеда я возвращаюсь к работе и выхожу только тогда, когда Иезекииль сообщает мне, что Кения вернулась.

Я вскакиваю со стула, как ракета, и выбегаю на улицу. Она становится все хитрее. Я сказал ей доложить мне, как только она войдет в здание. Почему ее не было в моем офисе, у меня на коленях, на моем столе, в ту секунду, когда она вернулась с фабрики?

Я хочу ворваться в ее офис и преподать ей урок. Такой, от которого у нее поджмутся пальцы на ногах, когда она произнесет мое имя. Но Кения полна решимости держать нас в секрете, и будет подозрительно, если сотрудники услышат низкие, гортанные стоны через две секунды после того, как я ворвусь в ее комнату.

Холланд: Лестничная клетка. Сейчас.

Я нажимаю отправить и отправляюсь в путь.

Приветствия поднимаются, как пыль, когда я крадусь по коридору. Как обычно, я едва удостаиваю кого-либо взглядом и киваю, что, я надеюсь, является подобием признания.

Я врываюсь в дверь аварийной лестницы и оглядываюсь. Кении еще нет. Мой взгляд скользит к винтовой лестнице наверху. Ни движения, ни звука.

Дверь на лестничную клетку внизу открывается. У Кении есть привычка пользоваться лифтом, а затем подниматься по лестнице пешком, чтобы ‘избежать подозрений’. Она действительно продумала это. Что я ценю, потому что мой разум становится пустым всякий раз, когда я вижу ее.

Медленно ее тело становится четким, и мои пальцы сжимаются вокруг перил. От темно-бордового брючного костюма, облегающего ее соблазнительное тело, до тугих кудрей, смуглой кожи и загадочных темных глаз, она великолепна.

Разум, тело и душа.

Мне пришлось бы проткнуть себе глаза ножами, чтобы оторвать их от нее.

Пристальный взгляд Кении врезается в мой. Мы оба начинаем улыбаться, как идиоты.

— Что тут смешного? — Она останавливается на несколько ступенек ниже.

— Ничего. — Я качаю головой.

— Ты улыбаешься без причины?

— У меня есть причина.

Она наклоняет голову, ожидая.

Я просто продолжаю смотреть на нее.

— У меня что-то на лице? — Она морщит нос.

— Нет, от тебя просто захватывает дух.

Растерянное выражение лица сменяется улыбкой. Счастливый выдох слетает с ее губ. — Спасибо за комплимент. Теперь чего ты хочешь?

Я спускаюсь по лестнице, пока не оказываюсь рядом с ней. Обнимаю ее за талию, притягиваю к себе и глубоко вдыхаю. Она обвивает руками мою шею и обнимает меня в ответ.

Нельзя отрицать, что эта женщина была создана для того, чтобы поместиться в моих объятиях. Она мягкая. Податливая. Непринужденная. Она