Еще одно важное исследование, результаты которого были опубликованы в 2017 году, пролило несколько неожиданный свет на роль нейропептида окситоцина в агрессивном поведении наших ближайших родичей (Samuni et al., 2017).

О роли окситоцина в регуляции поведения млекопитающих, включая человека, рассказано во второй книге (главы 3 и 5). Напомним, что, похоже, у всех млекопитающих окситоцин стимулирует заботу о потомстве. Например, если девственной крысе ввести в мозг окситоцин, она начинает заботиться о чужих крысятах, которые в норме ей безразличны. Если же у крысы-матери блокировать окситоциновые рецепторы, она перестает заботиться о своих детенышах. Окситоцин, по-видимому, подавляет чувство страха, что способствует эффективной родительской заботе, например бесстрашной защите любимого детеныша от опасного хищника (книга 2, глава 3, раздел “Нейрохимия личных отношений”).

У видов, ведущих социальный образ жизни или формирующих устойчивые брачные пары, окситоциновая система регуляции родительской привязанности, судя по всему, неоднократно кооптировалась для обслуживания дружеских[42] взаимодействий и супружеской привязанности.

В последние годы стали появляться данные, показывающие, что у наших предков окситоциновая система, по всей видимости, была привлечена для обслуживания еще одной функции – парохиальности, то есть хорошего отношения к своим в противовес чужакам (книга 2, глава 5, раздел “Окситоцин и парохиальность”). Парохиальность – один из механизмов выживания социальных животных в условиях острой межгрупповой конкуренции. По-видимому, у людей в ситуации межгрупповой вражды окситоцин способствует доброму отношению только к тем, кого мы считаем своими, а по отношению к чужакам он может стимулировать враждебные действия, правда, скорее оборонительные, чем наступательные, хотя грань тут бывает очень зыбкой (De Dreu et al., 2012; De Dreu, 2016).

Эти данные хорошо согласуются с гипотезой сопряженной эволюции парохиального альтруизма и войн у наших предков. Согласно этой гипотезе, в условиях чрезвычайно острой межгрупповой вражды повышенная склонность к внутригрупповой кооперации и альтруизму развивалась в неразрывной связке с ксенофобией (книга 2, глава 5).

Для наших ближайших родственников шимпанзе (но не для наших столь же близких родственников бонобо), как мы уяснили из предыдущего исследования, характерна ярко выраженная парохиальность. Она проявляется в более частых нападениях на чужаков, чем на членов своего коллектива. Если соображения о связи между окситоцином, внутригрупповой сплоченностью и враждебностью к чужакам верны, то следует ожидать, что межгрупповые конфликты у шимпанзе должны сопровождаться усиленным выделением окситоцина нейронами гипоталамуса. Ведь сплоченность группы повышает шансы на успех в борьбе с внешними врагами, и если такая борьба происходит постоянно, а окситоцин повышает сплоченность, то отбор должен способствовать усиленному производству окситоцина в контексте межгруппового конфликта.

Германские антропологи решили проверить, так ли это, на примере двух враждующих сообществ диких шимпанзе в национальном парке Тай в Кот-д’Ивуаре (Samuni et al., 2017). У тамошних шимпанзе, по сравнению с другими популяциями, в межгрупповых стычках дело редко доходит до убийства (см. рис. 9.10). Но все же они регулярно патрулируют границы своих территорий и по-честному дерутся с членами соседних групп. Может быть, относительно низкий уровень риска является причиной того, что в парке Тай в рейдах по патрулированию границ и в драках активно участвуют самки (даже обремененные грудными детенышами), тогда как в популяциях с высоким уровнем кровопролитности воюют в основном самцы. Или, наоборот, женское участие снижает кровопролитность конфликтов?

Еще одна особенность шимпанзе из парка Тай состоит в том, что они давно привыкли к присутствию антропологов и уже не обращают на них внимания. Это позволило ученым следовать за обезьянами буквально по пятам, снимая все их действия на видео и оперативно собирая пробы мочи с опавшей листвы при помощи пластиковых пипеток. Эти пробы замораживались и отправлялись в Европу для определения уровня окситоцина. В научной литературе существуют разногласия по поводу того, насколько точно уровень окситоцина в моче отражает его концентрацию в мозге. Окситоцин, производимый нейронами некоторых участков (ядер) гипоталамуса, попадает, с одной стороны, в кровь и затем в мочу, с другой – работает нейромодулятором в мозге, влияя на функционирование отделов, связанных с системой внутреннего подкрепления, социальным поведением и привязанностями. На сегодняшний день большинство специалистов склоняется к тому, что уровень окситоцина в моче служит адекватной мерой концентрации окситоцина в мозге. Если происходит какое-то событие, способствующее выбросу окситоцина, то его уровень в моче повышается через 15 минут после события и остается повышенным около часа. Исследователи, конечно, учитывали это при анализе данных.

Наблюдения и сбор проб проводились в 2013–2015 годах. В общей сложности было отснято около 4500 часов наблюдений и собрано 482 пробы мочи от 20 индивидов (по 5 самцов и 5 самок из каждого сообщества).

Для начала ученые проверили гипотезу о том, что межгрупповой конфликт стимулирует внутригрупповую сплоченность. Для этого они подсчитали случаи, когда какой-нибудь индивид “дезертировал”, то есть покидал свою компанию во время межгрупповых конфликтов (к конфликтам относили как групповое патрулирование границ, так и собственно драки с чужаками), и когда особь отходила от коллектива в мирных обстоятельствах. Контрольные наблюдения (мирные) были проведены таким образом, чтобы они максимально точно соответствовали наблюдениям, проведенным во время конфликтов, как по продолжительности, так и по числу обезьян, попадающих в поле зрения камер.

Оказалось, что во время боевых действий обезьяны втрое реже покидают свою группу, чем в спокойной обстановке. Между патрулированием и собственно дракой по этому показателю различий не обнаружилось: в обеих ситуациях случаи дезертирства были немногочисленны. Дополнительные расчеты показали, что дело тут не в близости границ участка: если компания обезьян находится на краю своей территории, но занимается мирными делами, а не патрулированием, то особи свободно уходят и возвращаются. Когда же начинается боевой рейд (а начинается он с весьма специфического группового поведения[43]), сплоченность группы резко возрастает. Исследователи отмечают со ссылками на психологическую литературу, что повышенная сплоченность и дружеские чувства по отношению к своим характерны и для человеческих солдат, отправляющихся в атаку.