Масхадова ликвидировать не стали? Чтоб Хаттаба не спугнуть? Значит, вычисляют, рассчитывают… Это безумно радовало, но с другой стороны и пугало. А что если линия Хаттаба из-за всех этих смещений всё-таки сдвинется настолько, что все даты и места окажутся неверными?

К тому же ВВП, как оказалось, ушёл из штаба Собчака на какую-то малозаметную должность консультанта чего-то там в минобороны, и все удивлялись — почему?

Почему-почему… Да потому что на гашение войны все силы брошены были, я так понимаю, не до выборов в Питерские мэры. Тем более, как мы знаем, неудачных.

Всё это добавляло зыбкости в развитие вероятностей. Я снова начала нервничать и мандражить. До часа Ч оставалось полторы недели.

16 апреля 1996.

В институт я не пошла. Сил не было. Тряслась с утра мелкой рябью. Также, как в прошлый раз, включила телевизор. Показывали всякую шнягу.

Никакого экстренного включения не было. Не знают? Не сообщили? Не случилось событие? Господи, неужели сдвинулись даты? А ведь вчера только Ельцин, пьянь пропащая, во время приезда в Краснодар заявил: «Война завершена! Готов обсуждать с Дудаевым, как будем жить с Чечнёй». Многие считают, что из-за его слов военные могли расслабиться… Кто его знает…

Ко времени обеденных новостей меня уже подбрасывало. Я выпила ударную дозу валерьянки и уселась перед телевизором.

Бабушка вышла из комнаты и устроилась рядом со мной. Выпуск был полон забастовок, невыплат зарплат, голодовок, даже пара громких убийств мелькнули, но о том, что я ждала — ничего. Ни слова.

Новости кончились, а я всё смотрела в мелькающий экран.

— Что, не показали? — осторожно спросила баба Рая.

Вот что-что, а глупой её никак нельзя назвать. По ходу, догадывается о чём-то, но молчит.

Я покачала головой. Усталость такая навалилась, просто атас. И вдруг до меня дошло! Господи, что ж я туплю-то так? Во сколько это было? В два дня по Чечне! Это должно начаться ближе к семи вечера, если на наше время считать.

— Баб, я лягу, наверное. Что-то мне нехорошо. Разбуди меня в десять перед новостями.

Она посмотрела, наклонив голову, как птичка:

— Иди, моя дорогая. Разбужу.

Вечером я встала с трудом. Голова вообще как будто ватой набита. Да уж, переборщила я с валерьянкой. Промелькнула заставка. Знакомая ведущая появилась с хмурой складкой между бровей. Никогда не догадаешься — хорошо там, плохо ли… Хотя, при нашем наборе новостей…

— Срочное сообщение. Сегодня, 16 апреля 1996 года, колонна 245-го гвардейского мотострелкового полка 47-й гвардейской танковой дивизии федеральных войск была атакована отрядом чеченских сепаратистов и арабских моджахедов под командованием Хаттаба, — сердце моё ухнуло в пропасть, дикторша между тем продолжала, — Бой произошёл в Грозненском районе Чечни, на расстоянии полутора километров от моста через реку Аргун севернее села Ярыш-Марды и возле него. Нашему корреспонденту удалось взять интервью у старшего колонны, гвардии майора Терзовца.

За правым плечом у ведущей появился небольшой экран, на котором усталый вусмерть мужик говорил с совершенно характерной «военной» интонацией:

— Полковая колонна двигалась на Шатой по трассе Старые Атаги — Чири-Юрт — Дуба-Юрт — Дачу-Борзой — Ярыш-Марды. Миновав населённый пункт Дачу-Борзой, в районе 14:00 по местному времени колонна добралась до села Ярыш-Марды… — а я тупо смотрела на него, раскрыв рот и думала: он жив. Жив. Жив!

Бо́льшую часть из того, что он рассказывал я просто не поняла. Все слова слились в один сплошной поток. Дядька исчез с экрана, остался только голос. Камера двигалась вдоль короткого ряда мёртвых боевиков — тех, что остались относительно целыми. И я увидела лицо, до скрежета зубовного знакомое — сколько раз он мне попадался на фотографиях, пока я собирала материалы про ужасы той войны. Всё. Дальше можно было не смотреть. Хаттаб мёртв. А вместе с ним мертвы и засланные америкосами арабские моджахеды, и местные фанатики. Судя по панорамам гор, места засад были перепаханы настолько, что там разве что чудом кто-нибудь уцелел.

Бабушка сидела рядом и внимательно смотрела — не в телевизор, на меня.

— Вот теперь всё нормально, — я поднялась и пошла в комнату. Странно было идти, как будто шагаешь по облакам. Легла на кровать и вырубилась на четырнадцать часов.

Сон был тревожный, как будто множество вариантов будущего ветвились и сплетались передо мной в сложные узоры, срастались и разрывались… Проснувшись, я первым делом включила телевизор. Новости как раз.

Показывали Ельцина, который исходил на говно и орал: «Встречаться с Дудаевым не стану! Я с бандитами не разговариваю!!!»

Нет, тут я как раз в кои-то веки с ним согласна. Но… Но это же лицемерие. Раньше что вам мешало предпринять решительные действия? Встречали, улыбались, даже руки жали…

Да Бог с ним, не хочу даже думать об этом пьянице.

По известной мне хронологии, после произошедшего Ельцин отдал приказ на физическое устранение Дудаева, что и было выполнено 21 апреля 1996 года, спустя пять дней после уничтожения колонны. Здесь колонна осталась цела, последствия случатся ли?

Мысли стали вязкими, как талый пластилин…

…

Случились. Один в один как в прошлый раз. Лес. Разговор по спутниковому телефону. Управляемая ракета. Последний снимок за секунду перед взрывом. Перед прямым попаданием. С этого начиналась практически каждая новая временна́я веточка. Девяносто восемь процентов. В остальных двух ракета попала в машину, но финальный результат принципиально ничем не отличался.

А вот дальше… Что происходило в нашей реальности, я не видела, потому что не могла проснуться. Я видела сны и сны во снах, и события внутри них разлетались в разные стороны совершенно хаотически. Они колыхались вокруг меня светящимися нитями анемонов, и вероятности наползали друг на друга, как тектонические плиты. И продолжалось всё это до тех пор, пока в мой сон не пришёл Владимир Олегович и не сказал:

— Девочка моя, чего это ты? Напугала меня второго так, что он ко мне пробился. Прекращай давай, все в панике. Просыпайся. Всё случилось. И больше нас так не пугай.

И я проснулась.

Вокруг всё было белое. О, Господи… «Если увидишь тоннель — не лети на свет!..» Помню-помню этого осла… Мысли бежали пунктиром. Потом я услышала, что как будто что-то рядом шуршит и пикает. И Вовкин крик:

— Она моргает!

Вокруг забегали, начали какими-то фонариками в глаза светить, щупать пульс — мало им, что ли, приборов. А-а-а… белое — это просто стены тут побелены! А светящимся показалось, потому что глаза отвыкли смотреть… Я моргнула и окончательно проснулась.