Старший Эндрюс был преуспевающим фермером; у него не было большой суммы денег в банке, но была земля стоимостью приблизительно в двести тысяч долларов. Желание унаследовать это состояние и явилось якобы причиной, по которой Лоуэлл Ли замыслил извести своих близких. Ибо скрытый Лоуэлл Ли, тот, что таился внутри застенчивого благочестивого студента-биолога, представлял собой бессердечного преступного магната: он хотел носить шелковые рубашки как у гангстеров и раскатывать в алых спортивных машинах; он не хотел, чтобы его считали простым очкастым книгочеем, толстым девственным школьником; и хотя он не питал ненависти ни к кому из своих домашних, по крайней мере осознанной, убийство их казалось ему самым быстрым, самым разумным способом осуществить владевшие им фантазии. В качестве орудия убийства он выбрал мышьяк; после того как жертвы будут отравлены, он хотел уложить их в постели и сжечь дом дотла, надеясь, что следователи поверят в несчастный случай. Однако его тревожила одна мысль: что если вскрытие покажет присутствие мышьяка? И что если удастся проследить, что именно он покупал яд? К концу лета он выработал другой план. На его шлифовку ушло три месяца. Наконец в один холодный ноябрьский вечер он решил, что пора действовать.

Это была неделя накануне Дня благодарения, и Лоуэлл Ли был дома на каникулах, как и его сестра Дженни Мэри, умненькая, но вполне обычная девушка, которая училась в колледже в Оклахоме. Вечером 28 ноября, примерно в районе семи, Дженни Мэри сидела с родителями в комнате и смотрела телевизор; Лоуэлл Ли заперся в спальне и дочитывал последнюю главу «Братьев Карамазовых». Покончив с этим делом, он побрился, надел свой лучший костюм и принялся заряжать полуавтоматическую винтовку 22-го калибра и такого же калибра револьвер. Он положил револьвер в кобуру у бедра, взял винтовку в руки и прошел по коридору в комнату, где, кроме мерцающего экрана, не было никакого света. Он включил свет, навел винтовку, потянул за спусковой крючок и выстрелом в переносицу убил сестру наповал. Он выстрелил в мать три раза, в отца два. Мать, широко открыв глаза и протянув к нему руки, силилась подойти; она пыталась что-то сказать и приоткрыла рот, но Лоуэлл Ли сказал: «Заткнись». И чтобы уж она наверняка его послушалась, он выстрелил в нее еще три раза. Мистер Эндрюс, однако, был еще жив; рыдая и всхлипывая, он дополз до кухни, но на пороге кухни сын вытащил из кобуры револьвер и выпустил в него весь барабан, потом перезарядил и снова расстрелял все патроны; в общей сложности его отец получил семнадцать пуль.

Эндрюс, как говорилось в сделанном им признании, «ничего не почувствовал. Пришло время, и я сделал то, что я должен был сделать. Это все, что я могу сказать». Потом он поднял окно в спальне и снял с него сетку, потом стал ходить по дому и шарить по шкафам, производя как можно больший беспорядок: он хотел свалить вину за преступление на грабителей. Позже, сев за руль отцовской машины, он проехал по гололеду сорок миль до Лоренса, города, где расположен Канзасский университет; по пути он остановился на мосту, разобрал свой смертоносный арсенал и побросал в Канзас-Ривер. Но, само собой, истинная цель этой поездки состояла в том, чтобы обеспечить алиби. Сначала он остановился у себя в общежитии; поговорил с управляющей, сказал ей, что приехал за своей пишущей машинкой и что из-за плохой погоды поездка от Уолкотта до Лоренса заняла у него два часа. Потом он сходил в кинотеатр, где, против обыкновения, поболтал со швейцаром и продавцом леденцов. В одиннадцать, когда фильм закончился, он вернулся в Уолкотт. Его собака ждала у крыльца и скулила от голода, поэтому Лоуэлл Ли, войдя в дом и переступив через труп отца, налил в миску теплого молока и положил каши; потом, пока собака заглатывала пищу, он позвонил в офис шерифа и сказал: «Меня зовут Лоуэлл Ли Эндрюс. Я живу на Уолкотт-драйв, 6040 и хочу сообщить об ограблении…»

Четверо патрульных из офиса шерифа округа Уайандотт выехали на вызов. Один из них, полицейский Майерс, так описывал этот выезд: «Когда мы приехали, был час ночи. В доме повсюду горел свет. И этот большой темноволосый мальчик, Лоуэлл Ли, сидел на крыльце и гладил своего пса. Трепал его по голове. Лейтенант Атей спросил мальчика, что случилось, и он, довольно небрежно указав на дверь, сказал: „Взгляните сами". Взглянув, изумленные патрульные вызвали коронера округа, и этот джентльмен также был поражен черствой беспечностью молодого Эндрюса, поскольку на вопрос коронера, как бы он хотел организовать похороны, Эндрюс, пожав плечами, ответил: „Мне все равно, что вы с ними сделаете".

Вскоре прибыли два старших детектива и стали расспрашивать единственного уцелевшего члена семьи. Хотя они и не сомневались в том, что он лжет, но с уважением выслушали его рассказ о том, как он ездил в Лоренс, чтобы забрать пишущую машинку, сходил в кино и, вернувшись домой после полуночи, обнаружил, что вся квартира перевернута, а его родные убиты. Он не отступал от этой истории и мог никогда ее не изменить, если бы, после того как его арестовали и поместили в окружную тюрьму, на помощь властям не пришел преподобный мистер Вирто К. Дэймерон.

Преподобный Дэймерон, типичный диккенсовский персонаж, елейный и веселый, пламенный оратор, был священником баптистской церкви в Канзас-Сити, штат Канзас. Эту церковь регулярно посещали Эндрюсы. Разбуженный срочным звонком окружного коронера, Дэймерон около трех ночи приехал в тюрьму, после чего детективы, напряженно, но безрезультатно допрашивавшие подозреваемого, вышли в другую комнату, оставив священника наедине с прихожанином. Эта встреча оказалась роковой, судя по тому, как сам прихожанин спустя несколько месяцев описывал ее в письме к другу: «Мистер Дэймерон сказал: „Вот что, Ли, я знаю тебя всю твою жизнь. Еще с тех пор, как ты был просто головастиком. И твоего папу я знал всю жизнь, мы вместе выросли, мы были друзья детства. И именно поэтому я здесь – не только потому, что я твой пастор, но и потому, что считаю тебя членом своей семьи. И потому, что тебе нужен друг, которому ты смог бы все рассказать без утайки, а я просто сам не свой из-за всего случившегося и не меньше тебя горю желанием увидеть преступников на скамье подсудимых".

Он спросил, не хочу ли я пить, и дал мне «кока-колы». Мы заговорили о каникулах и о том, как я люблю учиться, как вдруг он говорит: „Вот что, Ли, там кое-кто сомневается в твоей невиновности. Я уверен, что ты захочешь пройти испытание на детекторе лжи и убедить этих людей в своей непричастности, чтобы они могли заняться делом и поймать виновных". Потом он сказал: „Ли, ведь ты не совершал этого ужасного преступления, правда? Если же это совершил ты, то пришло время очистить свою душу". Тогда я подумал, какая мне разница, и сказал ему правду, практически все подробности. Он все качал головой, закатывал глаза и потирал руки, а потом сказал, что это страшный грех и я должен ответить за это перед Всевышним, должен покаяться, сказать следователям то, что рассказал ему, и спросил, согласен ли я?»

Получив согласный кивок, духовный наставник заключенного прошел в смежную комнату, в которой толпились нетерпеливо ожидающие полицейские, и с торжеством в голосе сказал им: «Заходите. Мальчик готов сделать заявление».

Случай Эндрюса послужил поводом для юридического и медицинского крестового похода. До суда, на котором Эндрюс был объявлен невиновным по причине безумия, психиатры клиники Меннингера провели доскональную экспертизу обвиняемого и поставили диагноз «шизофрения простого типа». «Простым» этот тип назывался потому, что у Эндрюса не было никаких заблуждений, никаких ложных ощущений, никаких галлюцинаций, а только первичное отделение разума от чувства. Он понимал природу своих действий, понимал, что они незаконны и что его ждет за них кара. «Но, – как сказал доктор Джозеф Саттен, один из экспертов, – Лоуэлл Ли Эндрюс не испытывал никаких эмоций вообще. Он считал себя единственным важным и значительным человеком в мире. И в его собственном изолированном мире убить мать ему казалось столь же правильным, как убить животное или муху».