Так, на минуточку, я вас слышу. Или мне не полагается?.. Не удивлюсь, что взгляд у меня не более осмысленный, чем у младенца трех дней от роду. Почему, кстати, виньетки по обоям ползают? Так точно быть не должно.

— Разгулялись вы тут знатно. Я уж думал, никого в живых не застану.

— Прости, что разочаровали.

Мужчина бесшумно, словно кошка, приблизился к двери и приоткрыл ее — так, что я даже щелчка не услышала. Убедившись, что в коридоре никого нет, снова повернулся к нам.

— Парням нужен серьезный уход. Девице из-под лестницы можно доверять? Не сбежит? Болтать не начнет?

Это он про Мэри, что ли?.. Мы нашли ее запертой в кладовке под лестницей: забившийся между полками комок страха в длинной сорочке и разорванном халате. Растрепанная, с побелевшими губами, содранными локтями и диким взглядом. Она выбежала на шум, и Эрик отшвырнул ее магией. Удар пришелся на поставленный Жеромом щит, только поэтому Мэри осталась жива.

— Не начнет. Она кое-кому обязана.

— Ты плохо знаешь женщин, Феро.

— Если не найдешь ее внизу, с меня тысяча ливрэ.

— А что насчет…

— Со своей женой я разберусь сам.

Словно почувствовав мой взгляд, гость повернулся ко мне, и я быстро закрыла глаза. Все-таки где я могла его видеть?

— Пойду займусь доктором, да пора уже отгружать нашу бесценную посылку. Постараюсь не потерять.

— Постарайся, потому что сейчас я не в состоянии за ним бегать.

Шаги, негромкий стук, тишина. Стоило нам остаться вдвоем, меня окончательно повело. Глаза постоянно закрывались, но я дотянулась до запястья мужа, положила руку на браслет. Постоянно выдергивала себя из сна, чтобы убедиться, что биение сердца под пальцами — не плод воспаленного разума. Явь и сон мешались воедино, и где-то между ними Анри погладил меня по щеке — осторожно, как если бы я была хрупкой статуэткой из лацианского стекла.

— Все хорошо, маленькая. Спи.

Лицо мужа совсем близко — усталое, изможденное, потускневшая золотая прядь под щекой на подушке. Воспоминание прошило неожиданно, на грани ускользающего сознания: тусклое золото под кепкой, руки в карманах. И невысокий мужчина рядом… наш странный гость! С ним Анри встречался в трущобах. Это тот самый неприметный человечек, с которым они разговаривали в толпе, сбежавшейся посмотреть на драку. Мысль вспыхнула — и тут же погасла, далекая и неважная. Как только голова коснулась наволочки, на мир опустился полог глубокого сна.

— Как себя чувствуете, леди? Голова не болит?

Голова немного кружилась, но мысли, как ни странно, были ясными.

— Нет.

Я прикусила язык, чтобы не спросить, где мой муж. Проснулась сегодня в одиночестве, лишь ветер играл занавесями, да Кошмар свернулся клубком на подушке и громко мурчал. О случившемся напоминали только саднящие губы и баночки с зельями, часть которых валялась на полу. Я сграбастала обалдевшего кота в объятия и прижала к груди: при мысли о том, где эта животина отсиживалась вчера и как могла подставиться под удар, стало дурно. Вот так бегает рядом с тобой что-то, пищит, под ногами мешается, а потом хлоп — и уже родное. И ничего ты с этим не поделаешь.

— Хорошо. Давайте-ка вашу руку посмотрим.

Целитель принялся распускать бинты. Сегодня я могла рассмотреть его получше, не сквозь пелену дурмана: уже не молодой, еще не старый. Серые глаза внимательные, но безучастные — что в общем-то не редкость для человека его профессии. Если боль каждого воспринимать как свою, так и с ума сойти недолго.

— Как себя чувствует граф?

— Неважно. Магическое исцеление в его случае работает слабо, особенно заживление, а мази и отвары действуют куда медленнее. Я рекомендовал ему оставаться в постели хотя бы пару дней, но… — Сайлус осторожно отлепил последний слой, и я поморщилась. — Отлично. Сегодня уже можно обойтись без повязок.

Не сказать, чтобы отлично, но края глубокой раны стянулись, исчезла припухлость. Целитель наносил зелье, от его пальцев вокруг раны расходилось покалывающее тепло. Светло-голубое облако окутало наши руки, ладонь невыносимо пекло — порез заживал и начинал чесаться.

Где же Анри? Я уже несколько часов не сплю, почему он даже не заглядывает? Мне так много надо ему сказать… Но что мне ему сказать?

— Сегодня желательно не вставать. — Целитель положил пальцы мне на виски, и я почувствовала едва ощутимые уколы, как от тончайших игл. — Магия в вас восстанавливается очень медленно. Чем больше будете отдыхать, тем быстрее поправитесь. Зелье для поддержания сил принимали?

— Да.

Не думать об Анри не получалось ну вот никак. Видимо, думалось чересчур усердно, потому что съеденные блинчики запросились наружу вместе с кофе, сливками и кашей. Завтрак мне приносила Мэри, но стоило камеристке поставить поднос, как ее позвали вниз — я даже не успела ни о чем спросить.

— Попросите Мэри зайти ко мне?

— Хорошо, леди. Если почувствуете слабость, сразу зовите.

Слабость не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри.

Кто тот человек из трущоб? Анри общался с ним, как с хорошим знакомым, впрочем, у него все знакомые хорошие. Энгерийские джентльмены, жизнь которых он спокойно может разрушить благодаря собранным в досье грешкам — большим и не очень. Странный субъект — любитель маскарада, приводящий на помощь подпольного целителя. Тайны между нами раскинулись пропастью, и нет им конца и края. Одни раскрываются, появляются другие. Почему он не рассказал мне про богиню мааджари? Не знал? Вряд ли.

Он никогда не лжет. А еще он никогда не говорит всей правды.

Мэри не было ужасающе долго. Я отстукивала пальцами по запястью какой-то рваный ритм, смотрела на начинающий светлеть браслет, все сильнее сжимала зубы. Внутри что-то дрожало, будто единственную целую струну скрипки дергали туда-сюда, и в такт этой дрожи противно звенело в ушах. В миг, когда меня затошнило еще сильнее и бросило в пот — липкий, стылый, как паутина в подземелье, дверь открылась.

— Миледи?

Белая, словно полотно, серые глаза потемнели и ввалились, но взгляд не прячет. Я ожидала слез, истерик и упреков, но она даже словом не обмолвилась о том, что едва не погибла. Просто стояла, сложив руки на переднике.

— Подай зеркало, пожалуйста.

Всевидящий!

Волосы как растрепанное гнездо из обрезанных прядей, самые длинные доходят до лопаток, самые короткие спускаются чуть ниже скулы. На щеке тает кровоподтек, разбитые губы покрыты запекшимися корками. Самое симпатичное в этом зеркале — резная оправа с морскими узорами и ручка. Все остальное — стереть и забыть как страшный сон.

— Помоги подняться. Мне нужно поговорить с графом.

— Вам разве можно вставать?

Не дождавшись ответа, камеристка придвинула стул поближе к кровати, помогла сесть. Потянулась за щеткой, но тут рука ее дрогнула и сорвалась. Баночка с заживляющей мазью свалилась на пол, от звонкого удара вздрогнули мы обе.