Когда он кончил, в ванной было настолько мало воздуха, что я еле удержалась на ногах. Дилан же сразу опустился на дно ванны, чтобы не потерять равновесие, попросил приоткрыть дверь. Свежий воздух показался ледяным.

— Дилан? Ты как?

— Сейчас отдышусь… уф… всё плывёт в глазах… — честно признался он.

Я принесла ему стакан холодной воды, он залпом его осушил. Сердце у Дилана надрывно ухало в груди: больше так рисковать, пока он не поправится, не стоило.

Наконец, мы добрались до дивана. Время ночь, а я снова всё ещё не спала. Вставать в 6 утра. Я морально готовилась к завтрашнему изнуряющему марафону.

— Диана? — голос Дилана снова вырвал меня из наваливающейся дремоты.

— Да?

— Я лягу в клинику.

— Рада, что ты согласен. — ответила я сухо.

— Ты устала, да?

— Угу… поговорим завтра.

— Ладно, доброй ночи… — огорчился он, ему по-прежнему хотелось моего внимания.

Следующий день принёс хорошие новости: сердце Дилана можно было спасти без оперативного вмешательства, положительная динамика налицо. Да, конечно, его состояние до сих пор оставляло желать лучшего, и впереди предстоял ещё долгий путь к выздоровлению, однако живица сотворила настоящее чудо.

Несмотря на все видимые улучшения, я удивлялась, как же всё-таки он постарел. Мне хотелось видеть рядом с собой сильного мужчину, способного позаботиться о своей семье. Но перед глазами вставал образ абсолютно потерянного человека, — того, чья память безвозвратно потеряна вместе с некоторыми важными личностными качествами.

Я, как никогда, понимала: больше нам не видать былого счастья. Когда Дилан принимался за какое-либо дело, мне хотелось помочь ему или сделать это за него, настолько слабым он мне казался. От его прежней неотразимости не осталось и следа: одежду он носил старую, плечи сутулил, взглядом всё время искал меня. Со стороны наша пара выглядела, наверное, странно, но у меня не было времени задумываться над этим, меня волновали другие, гораздо более важные проблемы, решить которые я собиралась после отправки Дилана в клинику.

В основном не опустить руки мне помогала надежда: «Раз мне удалось выбраться из глубокой помойной ямы, то теперь, чтобы наслаждаться жизнью, у меня с лихвой хватит сил. Уж я-то нигде не пропаду» — думала я. Мой опыт выживания в аду должен был пригодиться, так, для сравнения, чтобы лучше ценила своё счастье.

Вечером Дилан забрал меня с работы. Максим сидел на заднем сидении, всё-таки им как-то удалось договориться между собой, и от этого моё настроение поднялось ещё больше. Дилан тактично спросил, как прошёл мой день, а мне не терпелось поделиться радостью по поводу результатов анализов. Со мной ещё пару раз поспорили на тему необходимости лечь в клинику, но это было сделано так, для галочки. Вопрос был решён.

Всю неделю я потихоньку осознавала, что мы начинаем выходить из зоны риска в зону стабильности. Дилан от безделья читал в интернете какие-то книги, а Максим целыми днями пропадал на улице.

«Неужели всё налаживается?» — не верила реальности я.

А радоваться действительно было чему: я смогу вернуться к своему дополнительному тайному заработку, решить проблему с нежелательной беременностью и разобраться с теми, кто устроил за мной слежку. И всё это без лишнего внимания со стороны Дилана.

Накануне отъезда мне пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не выказать перед Диланом ликования. Я смотрела на него подчёркнуто встревоженным грустным взглядом, как бы давая понять: уже скучаю и, если бы не его слабое здоровье, никуда бы не отпустила.

В субботу утром мы уехали. Клиника находилась в Крыму, в Симеизе, поэтому дорога заняла у нас порядка восьми часов, так как пришлось долго ждать очередь на паром.

Нас вёз водитель Седого на служебном автомобиле. Максима я отправила с бабушкой и дедушкой в их загородный дом, тот, в котором несколько лет назад мы с Диланом праздновали нашу первую годовщину. Так что в поездку отправились втроём: Дилан, я и водитель.

Клиникой оказался закрытый санаторий, просто очаровательное место. Именно так мне показалось сначала, когда я ступила на его территорию. Однако внутри здания располагались очень длинные коридоры с множеством массивных металлических дверей, и за некоторыми из этих дверей раздавались дикие крики, вой и прочие пугающие звуки.

Здесь был не просто санаторий, а настоящая больница (и тюрьма), в том числе для душевнобольных и безнадёжных пациентов, всё в одном.

Пока регистрировались у стойки, мимо нас на каталках провозили пациентов, больше напоминающих живые трупы. Я подумала, что это далеко не лучшее место для реабилитации Дилана, и поняла, почему он так не хотел возвращаться сюда.

Его палата находилась на пятом, последнем, этаже. Водителя на ночь поселили по соседству. В здании был даже грузовой лифт, — в целом всё, что нужно для удобства.

В коридоре нам встретился, по всей видимости, знакомый Дилана: мужчина лет примерно пятидесяти, насколько можно судить; его вели под руки два санитара, сам он передвигался лилипутскими шажками, на нём были надеты очки с линзами в сантиметр толщиной, лицо перекошено, рот непроизвольно открыт. Одет человек был в бесформенную хлопковую пижаму с нелепым принтом в виде кошачьих мордашек.

— Здравствуй, Савватей. — поздоровался Дилан и аккуратно пожал ему руку.

Два санитара, помогавшие мужчине передвигаться, послушно остановились.

— А… — не сразу отреагировал человек в очках. — Ди-лан? — спросил он, растягивая слоги. — Добрый ве-чер. — затем повернул лицо в мою сторону. — И вам добрый ве-чер…

— Здравствуйте. — выдавила я, не будучи уверенной, что этот человек в здравом уме.

— Не делай э-того. — неожиданно сказал Савватей.

— Вы о чём? — не поняла я.

— Что собираешься сде-лать. — ответил человек и поковылял дальше.

Я обратилась к Дилану:

— Что это с ним?

Тот пожал плечами, тоже в недоумении.

— Странный он какой-то… Откуда вы знакомы?

— Это сосед по палате. Он становится совершенно нормальным, когда превращается в волка.

— Как такое возможно? — мои брови от удивления поднялись вверх.

— Это загадка. Савватей — прекрасный собеседник. Мы часто разговаривали, когда я жил здесь.

— Он — не душевнобольной?

— Нет, на этом этаже таких нет.

Мне больше не хотелось обсуждать какого-то там непонятного пациента.

Я осталась на ночь в номере Дилана. Честно сказать, совсем не радостная обстановка. Я оставила ему матерчатый мешочек с засушенной живицей, показала, как делается отвар, и заставила пообещать, что Дилан каждый вечер перед сном будет заваривать его себе в кружку.