– Значит, – шепчет Марта, – часть твоей души соединилась с Вышним Светом.

– Да, – кивает Вестник. – И теперь я стал видеть вещи по-другому. Думаю, что многое из того, чему я учил, надо пересмотреть и передумать.

Комната вновь наполняется учениками. Места за столом не хватает, юноши толпятся в прихожей, сидят на крыльце. Горы вокруг заснежены, из трубы на крыше вьется дымок. В доме царят тепло и тишина: юноши стоят молча, боясь пропустить даже одно слово Вестника.

Он сидит в кресле, совершенно седой, и говорит негромким усталым голосом.

– Учиться и не размышлять о выученном – пустая трата времени. Размышлять, но не учиться – верный путь к сомнению. Сомнение приводит к горечи, горечь к легкомыслию, а легкомыслие – первая ступень на лестнице гибели.

Обучение рождает понимание, но мудрость не порождается обучением. Она интуитивна, внезапна, располагается дальше точных расчетов и заблаговременного продумывания. Истинное знание передается без слов. Уверуйте в мой путь, идите по нему честно, с открытым сердцем, и тайное, скрытое в вашей душе, само пробудится, принеся вам в подарок мудрость. Говорю вам истину: ею, только ею и спасетесь.

И снова комната в доме Вестника. За окном лето, трепещущая тень листвы скользит по стенам, через настежь распахнутые окна гуляет ветерок, несущий запахи цветов и свежескошенной травы. За столом только Вестник и его дети: трое юношей по одну сторону и Марта по другую. Дверь на половину Мирьям приоткрыта, и она сидит так, чтобы слышать слова отца.

Я на секунду замираю. Почему три сына? Ведь старший… ах, лучше бы забыть эту страшную сцену. Но отчего я подумал, будто третий юноша – тоже сын Вестника? Возможно, потому, что его лицо мне очень знакомо. Ах да, это же помощник главы направления, уронивший горшочек с благовониями.

– Отец, – говорит один из сыновей, и в его голосе вместе с почтительностью слышатся нотки протеста. – Ты ведь сам нас учил: тот, кто прибавляет – убавляет.

– Ты пытаешься налить новое вино в старые сосуды, – поддерживает его второй сын. – Учитель Праведности отмерил и взвесил, и не нам менять установленное.

– Наставник с трудом отпустил нас на каникулы, – снова заговорил первый сын. – Ему очень не нравится то, чему ты стал обучать после смерти матери. Если бы не наш товарищ, – он кивнул в сторону помощника Терапевта, – мы бы остались в обители.

– Тот, кто, повторяя старое, способен обрести новое, – тихо отвечает Вестник, – сам может стать наставником.

За столом воцаряется молчание. Сыновья поражены словами отца. Марта, старясь разрядить напряженность, спешно подает еду. Помощник Терапевта постоянно косится на приоткрытую дверь. Когда все встают, чтобы омыть руки в углу комнаты, он запинается и падает на пол перед дверью, задевая ее ногой. Дверь распахивается, Мирьям прикрывает лицо вуалью, но на какую-то долю секунду ее можно увидеть. Помощник главы направления замирает на полу, замираю и я. Девушка за дверью похожа на… нет, этого не может быть, просто не может быть! Я открываю рот, чтобы спросить Терапевта, но он опережает меня.

– Я знаю, о чем ты хочешь спросить, Шуа, – говорит он. – Погоди, погоди еще немного. Скоро все встанет на свое место.

Ночь в доме Вестника. В боковой комнате спят близнецы и помощник главы направления. Тонкий серпик луны почти не дает света, и в доме стоит глубокая темнота. Помощник поднимается со своего ложа и надолго замирает, прислушиваясь к мерному дыханию спящих. Затем на цыпочках выбирается из комнаты.

Стараясь не шуметь, он перелезает через забор, отделяющий флигель Мирьям от остального дома. Я могу лишь подивиться тому, с какими легкостью и быстротой он преодолевает это препятствие.

За забором к нему бросаются два сторожевых пса. Они нападают без лая, раскрыв огромные пасти, чтобы сразу вцепиться зубами в незваного гостя. Помощник замирает в странной позе, собаки останавливаются, подходят к помощнику и начинают тереться спинами о его ноги.

– Тот, кого ты видишь перед собой, – раздается голос Асафа, – действительно помощник главы направления. Только не терапевтов, а воинов. Наставник отрядил его охранять главного Терапевта. Теперь ты понимаешь, отчего он так неловко обращался с горшочками.

Один из близнецов стал терапевтом, второй – воином, и подружился с помощником. Так он оказался на каникулах в доме галилейского Вестника.

Огороженный участок двора представлял собой сплошной цветник. Посредине на четырех каменных столбах располагался флигель Мирьям. Гладко отполированные столбы, похожие на колонны Храма, вздымались на высоту трех человеческих ростов. Пятый, более тонкий столб, поддерживал балкон. Помощник подошел к нему, прижался лицом к поверхности камня и зашептал, будучи уверенным, что его не слышит ни одна живая душа. Он ошибался; в тишине галилейской ночи я прекрасно различал каждый звук.

– Наваждение, безумие, припадок! Как можно нарушить уединение святой галилейской девы! Вестник, пригласивший меня под крышу своего дома, разве ждет от гостя такого поступка? Я должен немедленно вернуться.

Он замолкает и долгое время стоит неподвижно.

– Но как, – взволнованно шепчет помощник. – Как я могу уйти, когда она рядом, совсем рядом. В обители она снилась мне каждую ночь. Я видел ее так же четко, как в то мгновение, когда сквозь приоткрытую дверь впервые различил дивные черты. О-о-о, – глухо застонал помощник, – зачем я повернул голову, зачем не следил за руками Терапевта? Ужасная мука вошла в мое сердце. Покой, уравновешенность, духовные созерцания – все ушло, все покинуло меня. Ее прекрасное лицо, лишь оно стоит перед моими глазами. Как же я могу уйти, когда моя мечта так близко?!

Он отрывает голову от столба и смотрит на тоненький серпик луны.

– Луна, Луна – покровительница ночи. Ты освещаешь скрытое и проявляешь невидимое. Помоги мне, Луна, позволь еще раз увидеть ее, хоть краем глаза, хоть на одно мгновение.

Он обхватывает руками и ногами каменный столб, ловко взбирается до самого верха и оказывается под балконом. В этот момент слышится звук открываемой двери и на балкон выходит девушка с лицом, закрытым вуалью. Она подходит к ограждению, прямо над тем местом, где на столбе, скрючившись, висит помощник.

Мирьям опускает руки на деревянный поручень, поднимает голову вверх и шепчет. Ее голос тих, но ночь еще тише. Я и помощник различаем каждое слово.

– О, если бы я могла хотя бы услышать его голос! Каков он: высокий или низкий, хриплый или прозрачный. Как говорит он: быстро или медленно, плавно или запинаясь. Если голос его подобен лицу, он должен очаровывать и манить.

Но что я болтаю! Ведь он избранный, чистый ессей из святой обители. Его мысли лишь о духовном, желания отстранены, а сердце пусто – в нем лишь Учение и Свет.

Благословен баловень судьбы! Она все дала ему, ничего не пожалела. И стан, и взгляд, и гордую осанку, и ловкость движений. Но главное, дала ему талант, способность воспринимать Свет, учиться и учить других. В такие годы стать помощником главы направления – кто мог бы возмечтать о лучшей доле? Разве он сможет, разве захочет оставить все это ради меня?