Его толчки немного ускоряются, один за другим, пока каждый из них не превращается в плотную встречу его плоти с моей, твердую и уверенную, а его рот не оказывается наклонным к моему. Я чувствую, как его руки ищут мои, поднимают их над моей головой, его пальцы переплетаются с моими по мере того, как медленно нарастает моя кульминация с каждым толчком его члена внутри меня.

— Ты ощущаешься так чертовски хорошо…, — задыхаюсь я в его губах, а потом он целует меня сильнее, и я не могу ни дышать, ни думать, ни делать что-либо еще, кроме как чувствовать.

И это невероятное ощущение. Он чувствует себя невероятно. Здесь нет ничего, кроме нас двоих, ничего дополнительного, ничего, кроме удовольствия, и я забыла, как это хорошо. Я забыла, каково это, быть такой уязвимой и чувствовать себя в безопасности одновременно.

Я люблю тебя. Слова сами собой рвутся к моим губам, и я сдерживаю их, прежде чем случайно пробормотать их в его адрес. Он снова делает толчок, глубокий и жесткий, его губы касаются моего уха, и он стонет, его бедра вздрагивают, когда он на мгновение задерживает себя в этом положении.

— Кончи для меня, Фелисити, — шепчет он. — Я долго не протяну. Пойдем со мной.

Что-то в том, что он слышит мое настоящее имя на своих губах, грубых и хриплых от желания, посылает в меня последний импульс желания, который выводит меня за грань, кульминация захватывает мои мышцы и содрогается в самых глубинах моих костей, когда я выгибаюсь на нем и кричу.

Я так давно не кончала. Я прижимаюсь к нему, кричу и содрогаюсь, прижимаюсь ртом к его плечу, шее, а затем к его рту, когда чувствую, как он снова входит в меня, как его губы повторяют мое имя, как он набухает и твердеет внутри меня, и, наконец, горячий поток его спермы, когда он сильно кончает, прижимая меня к кровати, когда он произносит мое имя и держит меня под собой.

Ощущение того, как он входит в меня, горячий и твердый, доводит меня до очередного прилива наслаждения, и я откидываю голову назад, чувствуя его губы на своей шее, и выкрикиваю его имя в тишину комнаты, забыв о том, кто может нас услышать, забыв обо всем, кроме него и того, как прекрасно все в этот момент.

Он надолго задерживается внутри меня, его губы касаются горла, его пальцы все еще переплетаются с моими.

— Фелисити…, — он снова вдыхает мое имя мне в ухо, мягко и благоговейно, его бедра все еще двигаются по отношению ко мне, его член наполовину твердый внутри меня. — Мне нравится твое имя. Мне нравится, как оно звучит. Мне нравится его произносить.

Люблю, люблю, люблю. Он не говорит, что любит меня, не совсем, но я не могу не напрячься под ним, страх пронзает меня при мысли о любви, о том, что я снова буду так близко к кому-то, что я так много могу потерять. Думаю, Финн чувствует это, потому что он выскальзывает из меня, перекатывается на спину, притягивая меня к себе и обнимая.

— Не думай об этом, милая, — тихо прошептал он. — Давай пока оставим все как есть, хорошо?

Я киваю, сглатывая страх, желание встать и убежать, чтобы оставить между нами пространство, которое сделает нас безопаснее, несмотря на всю боль, которую оно причинит. Я лежу, прижавшись к его груди, его сильная и надежная рука обхватывает меня, и я позволяю себе быть счастливой. Я позволяю себе чувствовать себя в безопасности.

Я даю себе то, чего не давала так давно, и, несмотря на себя… я обнаруживаю, что хочу сохранить это. Сохранить его.

22

ФИНН

Когда я просыпаюсь ранним утром, я не совсем понимаю, что было сном, а что реальностью. Поначалу все казалось кошмаром, ужасающий момент, когда я услышал взрыв и понял, что происходит, горячая боль от огня, охватившего одну сторону моего тела, удар о бетон, осознание того, что я ничего не слышу вокруг. Я смутно помню Тео, склонившегося надо мной, руки, поднимающие меня, момент, когда они внесли меня в комнату. Помню, как Аша-Фелисити то появлялась, то исчезала, склонялась надо мной, нежно прикасалась, ухаживала за мной, и я решил, что все это сон. Как она могла остаться, если последние слова между нами были такими резкими?

Она снилась мне много раз, пока я был без сознания, сны были эротичными и нежными, сны о том, как она обнаженная и бездыханная лежит подо мной, как она стонет мое имя, как я держу ее в своих объятиях и просыпаюсь от того, что она рядом со мной. Когда я проснулся и обнаружил, что она сидит напротив меня, я подумал, что, должно быть, мне все еще снится. И все, что случилось потом…

Я просыпаюсь от того, что мне снова снится она, ее мягкая кожа под моими руками, ее дыхание у моего уха, звук моего имени на ее губах. Я просыпаюсь от того, что мне тяжело и больно по ней, и когда я просыпаюсь, чтобы обнаружить, что она свернулась калачиком рядом со мной, мягко прижавшись к полумесяцу, который образуют наши тела, трудно поверить, что я действительно проснулся.

Что она действительно здесь, со мной, вот так.

Я стараюсь не поддаваться желанию прикоснуться к ней. Даже если мне не приснилось то, что произошло прошлой ночью, даже если все это было на самом деле, я должен дать ей поспать. Она прошла через такой же ад, как и я, и я не должен… Но, Господи, это невозможно. Она рядом со мной, мягкая, теплая и такая же совершенная, какой я ее помнил во всех этих неспокойных снах, обнаженная в моих объятиях, и я больше не могу думать о том, что это был сон, только не сейчас, когда она вот так рядом со мной.

Я наклоняюсь, проводя губами по ее горлу, и слышу ее тихий стон во сне. Мой член подергивается, пульсируя в животе, но, когда я прижимаюсь к ней, а моя рука скользит вниз, чтобы сжать ее грудь, я