вспоминала, как 22 января 1918 года после прихода большевиков она стала свидетельницей возмутительного случая в самом центре города.2682

Перед Лакиер шли три девицы легкого поведения, накрашенные и нахальные. Современница записала в дневнике, как на углу показалась очень хорошо одетая дама в котиковой шубе, молодая и очень привлекательная: „Когда эти девицы поравнялись с ней, то средняя, ужасная пожилая женщина с гнилыми зубами, воскликнула: – Эх ты, сука! – и плюнула ей в лицо. Та остолбенела от неожиданности и омерзения и беспомощно огляделась вокруг, точно ища помощи, отирая себе лицо платком. А девицы пошли дальше, визгливо и вызывающе хохоча.“2683

Под воздействием классовой риторики и кампаний дискредитации подобные взрывы злобы и ненависти к „бывшим“ происходили очень часто. Как заметил литератор А. М. Ремизов, видят сучок у соседа в оке, а в собственном бревна не чувствуют.2684

Писатель К. И. Чуковский в разговоре со знакомым прозаиком однажды услышал от него, как тот возвращался домой и увидел в окне свет. Заглянув в щель, тот увидел человека, сидевшего в комнате и чинившего печатную машинку „Ремингтон“.2685

Мужчина этот был погружён в свою работу, а лицо его было освещено. Подошедший к прохожему бородатый милиционер так же с любопытством заглянул в окно. И вдруг со злостью произнёс: – Сволочи! Чего придумали! Мало им писать, как все люди, нет, им и тут машина нужна. Сволочи!2686

Советская власть постоянно нагнетала истерию, указывая на предполагаемых виновников всех бед. В печати она грозила стереть буржуазию „с лица земли“.2687 Даже ответственность за свой расстрел демонстраций в поддержку Учредительного Собрания большевики попытались свалить на имущие классы.2688 Свидетелям запомнились свирепые и кровожадные обвинения „буржуев“ во всех грехах.2689

Хулиганы и подонки общества с удовольствием следовали по стопам власти и отыгрывались на беззащитных. Интеллигент Н. Плешко вспоминал, как после прихода большевиков в Ровно сидеть вечером при лампе, в комнате, обращенной окнами на улицу, было немыслимо, ибо каждую минуту могла залететь „на огонёк“ пуля какого-нибудь пьяного товарища, забавлявшегося страхом „буржуя“.2690

Ещё один пример будничного террора предоставил бывший чиновник А. Л. Окнинский. После Октября этот человек в одночасье потерял все ценности и деньги. В результате дороговизны Окнинский был вынужден уехать с семьёй из Петроградской губернии.

В своих воспоминаниях Окнинский описал случай, когда ехал со своей дочерью на поезде из Петрограда в Москву. На станции Чудово контроллёр потребовал у Окнинского высадиться и взять доплату на стоимость билетов между II и III классом. Дочь его пошла к кассе, у которой стояла длинная очередь.2691

Стоявший у кассы охранник разрешил дочери Окнинского взять дополнительные билеты без очереди. Как только та отошла от окошка и направилась к своему вагону, от очереди отделилось несколько человек и бросились за ней с криками „убить проклятую буржуйку! Она получила билет не в очередь!“2692

Дочь Окнинского со всех сил побежала к вагону. Едва она успела вскочить на его площадку, как её преследователи достигли вагона. Но тут охранник, который ей указал, как пройти к кассе, стал их отгонять, угрожая штыком. Они отошли, скверно ругаясь и грозя кулаками в сторону вагона. В результате дочь Окнинского вбежала в отделение, запыхавшаяся, вся в слезах, и долго не могла успокоиться.2693

Ещё одним результатом классовой травли стал погром буржуазной собственности. Так в 1918 году, перед отступлением Красной гвардии из Финляндии, солдаты стали заниматься вандализмом. Они загаживали дачи в посёлках на побережье Финского залива.2694 Особенно печально ситуация складывалась в Куоккале. Куоккала, впоследствии переименованная в Репино, была известным курортом российской интеллигенции.2695

Куоккала имела статус автономного княжества во времена, когда Великое княжество Финляндское было подчинено диктату Российской империи. С начала ХХ века до революции Куоккала была уютным, либеральным уголком. Туда русская культурная богема приезжала отдохнуть от политической реакции и встретиться с друзьями.2696 Теперь же этот курорт стал объектом ненависти к „буржуйским“ классам.

В своих мемуарах художник Юрий Анненков вспоминал, как пробрался в Куоккалу взглянуть на свой дом. Стояла зима 1918 года, и его дом был окончательно разгромлен. Крыша была совершенно разворочена, стёкла выбиты, а дверь вырвана. По словам Анненкова, обледенелые горы человеческих испражнений покрывали пол. Стены были окрашены замёрзшими струями мочи с пометками углём. Пометки указывали, кому из красногвардейцев удалось поставить рекорд высоты.2697

Вырванная из потолка висячая лампа была втоптана в кучу экскрементов. Возле лампы была записка со словами: „Спасибо тебе за лампу, буржуй, хорошо нам светила.“2698 Половицы были разщеплены топором, обои сорваны и пробиты пулями, а сервизы разбиты. Всё – от металлической посуды – сковородок, кастрюль, чайников – до лестницы, верхних этажей, матрасов, стульев и ящиков столов было покрыто испражнениями. Их солдаты умудрялись швырять даже в потолок.2699

В то время подобных случаев вандализма и погрома собственности было огромное количество. Иначе, как классовой вендеттой подобные случаи назвать было нельзя. Возникал вопрос: чем провинился Юрий Анненков, этот интеллигент, талантливый художник и мемуарист? Чем заслужил он и его коллеги такое гнусное отношение? Разумеется, ничем. Большинство красногвардейцев ни об Анненкове, ни о других деятелях культуры даже не слышали. Но как представители интеллигенции, как „буржуи“ те для них были врагами. А с врагами любые методы были дозволены.

Очередное подтверждение этого тезиса представил поэт А. Б. Мариенгоф. В своём документальном романе о 1918 годе он описал, как рабочие национализированной типографии „Фиат Люкс“ отказались работать в холоде. Тогда районный Совет разрешил им разобрать на дрова большой соседний деревянный дом купца Скоровертова.2700

Наряду с конфискацией имущества, выселением, уплотнением и реквизицией банковских средств диктатура ввела систему „классовых пайков“. Новая система распределения продовольствия была введена в Петрограде летом 1918 года, на волне усиливавшегося голода и нагнетаемого психоза.2701

В Гражданскую войну Петроград стал пионером в деле классовой войны с буржуазией на продовольственном фронте.2702 Всё население Петрограда с 1 июля было поделено на 4 категории: 1-я (рабочие заводов, фабрик, транспорта, чернорабочие, пожарные, почтальоны, дворники) – 657 517 человек; 2-я (мастера, ремесленники, учителя, санитары, прислуга, пенсионеры) – 659 437 человек; 3-я („лица интеллигентных и свободных профессий“: инженеры, врачи, юристы, работники искусств, литераторы, церковнослужители) – 194 462 человека; 4-я („буржуазия“) – 17 732 человека.2703

Система разделения жителей на продовольственные категории была не только дискриминационной, но и глубоко безнравственной. Первые категории