месте, где он будет сидеть, пока не доедет до Мэрритауна. Я поговорил с носильщиком и дал ему пару долларов, и он пообещал проследить, чтобы Джо не забыл багаж и сошел с поезда в Мэрритауне. Ему девять лет, Хелен, и он знает, как его зовут, куда он едет и когда должен выйти, а дедушка его встретит и позвонит тебе, как только они доедут до дома, и носильщик…

– Я все знаю, – прервала его миссис Уилсон, – но ты уверен, что с ним ничего не случится?

Мистер Уилсон и Джозеф, быстро переглянувшись, отвернулись в разные стороны.

Миссис Уилсон, воспользовавшись моментом, обняла Джозефа за плечи и снова поцеловала, хотя он почти успел увернуться, и поцелуй пришелся ему повыше лба.

– Ну, мама, – недовольно промычал Джозеф.

– Я не хочу, чтобы с моим маленьким мальчиком что-нибудь случилось, – поговорила миссис Уилсон, храбро улыбнувшись.

– Мама, ну пожалуйста, – попросил Джозеф. – Лучше я сяду в поезд, – сказал он отцу.

– Самое время, – кивнул его отец.

– Пока, мама. – Джозеф отступил к двери вагона. Быстро оглядев платформу, он шагнул к матери и чмокнул ее в щеку. – Береги себя.

– Не забудь позвонить, как только приедешь, – напомнила его мать. – Пиши мне каждый день, и скажи бабушке, что ты должен чистить зубы каждый вечер, и если станет прохладно…

– Конечно, – оборвал ее Джозеф. – Конечно, мама.

– До свидания, сынок.

– До свидания, папа, – сказал Джозеф, и они торжественно пожали друг другу руки. – Береги себя.

– Хороших тебе каникул, – пожелал отец.

Поднявшись по лестнице к поезду, Джозеф услышал, как мать сказала:

– И позвоните нам, когда приедете, и будьте осторожны…

– До свидания, до свидания, – повторил Джозеф и зашел в вагон.

Отец купил ему билет на двойное сиденье и, устроившись, Джозеф повернулся к окну, как добрый и внимательный сын. Отец как-то не очень по-мужски махал ему, быстро и уверенно кивая, как бы напоминая, что все будет хорошо, что они все прекрасно придумали, а мать, нервно сжав пальцы, подошла к окну и принялась что-то говорить. К счастью, никто из пассажиров вагона ее не слышал, но все, оставшиеся на платформе, наверняка в подробностях узнали о ее тревогах, о том, что она передумала отпускать сына одного и сейчас же войдет в поезд, чтобы ехать с ним вместе. Джозеф кивнул, улыбнулся и пожал плечами, показывая, что он ничего не слышит, но мать продолжала говорить, время от времени нервно глядя на паровоз, будто опасаясь, что этот монстр увезет от нее Джозефа прежде, чем она убедится, что с ним все будет в порядке. Джозефу казалось, и была в этом некоторая справедливость, что в последние дни мать пересказала ему все мыслимые подробности о том, как он один будет добираться к дедушке, и о том, как она беспокоится. Свои рассуждения мать всегда заканчивала пожеланиями: «Будь осторожен», «позвони нам, как только доедешь» и «не забывай писать». Потом поезд дернулся, застыл на миг и слегка сдвинулся с места. Джозеф отступил от окна, продолжая махать и улыбаться на прощанье. Он был уверен, что мать еще раз повторила, глядя на отъезжающий поезд: «Ты уверен, что с тобой все будет в порядке?» Она послала ему воздушный поцелуй, и Джозеф шутливо от него уклонился.

Джозеф в прекрасном расположении духа обдумывал открывавшиеся перспективы. Поезд медленно увозил его от матери и отца. Путешествие занимало чуть больше трех часов, он знал название станции и надежно прятал билет в кармане пиджака; хотя мамины опасения его мало трогали, он все же несколько раз украдкой ощупал карман, чтобы убедиться – билет на месте. Джозеф прихватил в дорогу полдюжины комиксов – роскошь, которую ему обычно не разрешали – и шоколадную плитку; у него были чемодан и кепка, и он лично проследил, как упаковали его перчатку для бейсбола. В кармане брюк хранилась долларовая купюра, потому что мать считала, что в дорогу на всякий случай необходимо взять немного денег (а вдруг случится крушение поезда, хотя отец и убеждал ее, что в случае крупного стихийного бедствия жертвы не оплачивают расходы) или на случай жизненно важных трат, на которые не хватит средств у дедушки. Отец считал, что Джо полагается иметь при себе немного денег на случай, если ему захочется что-нибудь купить, а также потому, что человек не должен путешествовать совсем без средств.

– А вдруг Джозеф познакомится с симпатичной девочкой и решит угостить ее обедом, – сказал отец и подмигнул Джо.

Подумав о комиксах, чемодане, билете и шоколадной плитке и чувствуя незаметное, но ощутимое присутствие в кармане долларовой купюры, Джо откинулся назад на мягкое сиденье, посмотрел в окно на дома, неуклонно проезжавшие мимо, и сказал себе: «Вот это жизнь!»

Прежде чем окунуться в роскошный мир комиксов и шоколада, он некоторое время просто смотрел в окно, наблюдая, как дома его родного города исчезают позади, а впереди, на ферме деда, его ожидало лето среди коров и лошадей и, возможно, соревнования по борьбе на траве; позади остались и школа с ее бесконечными тревогами, и мать с отцом. Джозеф подумал, не стоит ли мать до сих пор на перроне, глядя вслед поезду, однако вскоре выбросил эти мысли из головы. Вздохнув, он устроился поудобнее и выбрал комикс, в котором рассказывалось о приключениях могущественного мага среди враждебных африканских племен. «Вот это жизнь», – сказал он себе снова и взглянул еще раз в окно – там он увидел мальчика, своего ровесника, тот сидел на заборе и смотрел на проходившие мимо поезда. На минуту Джозефу пришла в голову мысль помахать мальчику, но он решил, что это ниже достоинства путешественника; кроме того, мальчик на заборе был одет в грязный растянутый свитер, при виде которого Джо поежился в своей чистейшей куртке с жестким воротником и с тоской подумал об удобной старой рубашке с эмблемой «Бруклин Доджерс», которая лежала в его чемодане. И тогда, как только ему в голову пришла предательская мысль переодеться и приехать к дедушке не в городском костюме, все рассуждения были вытеснены из его головы жестоким и бессмысленным ударом. Кто-то сел рядом с ним, тяжело дыша, и, ощутив приторный запах духов и услышав шуршание ткани, – несомненно, шелест платья, – Джо догадался: в его рай вторглась какая-то женщина.

– Это место занято? – спросила она.

Джо не повернул к непрошеной гостье головы, тем самым отказываясь признать ее существование, и все же безразлично ответил:

– Нет, не занято.

«Не занято, – думал он, – а я разве здесь не сижу? Разве не достаточно пустых мест в поезде, где она могла